Одна среди людей - Анна Сахновская

Недели летели одна за другой. В компании внешне ничего не менялось. Разговоры про Даниила сошли на нет, на их место пришли новые сплетни. Несколько человек уволилось, а кто-то усмехнулся, сказав, что он не виноват в том, что там его подпись. Мол, все немного выпили, с кем не бывает – побузили и забыли. И вроде людям импонировало вначале, что Даниила оставили, но по большому счету всем была безразлична его судьба. Вначале казалось, что теперь сотрудники будут гордится тем, что руководство за них заступится, но вряд ли кто-то думал об этом всерьез. У всех были семьи, развлечения по выходным, другие насущные дела, рабочие обязанности, в конце концов, – поэтому нет времени на пустые думы о высоких материях, которые в карман не положишь… И я понимала людей – гораздо интересней заострять внимание на мелочах, суетиться о насущном, быть в курсе последних новостей. Моя тихая зависть засела глубоко внутри, смешиваясь с печалью и ощущением несокрушимой обыденности дней. Однако следующее событие вывело меня из коматозного состояния.

На рабочую почту пришло лаконичное сообщение от Юры. Он писал коллегам, что сегодня у него последний рабочий день, в связи с чем всех ждут на кухне тортики. Юра не говорил слезливых слов прощания о том, как будет по всем скучать или какими незабываемыми были его дни в компании, никого не обнимал, не приглашал на неофициальную вечеринку, не написал своего телефона для связи или личного электронного адреса. И было вполне понятно почему. Оживления из-за этого электронного письма я также не заметила. Скорее, наоборот – все делали вид, что усердно работают. С Юрой общались в рамках приличий, никто не хамил, но и не проявлял дружелюбия. В последнее время коллеги разговаривали с ним, как если бы знали, что перед ними бывший уголовник. Лично он не сделал никому ничего плохого, но мысль о том, что, вероятно, может, побуждала держаться с таким человеком вежливо, настороженно и на расстоянии вытянутой руки.

Юре улыбались секретари на ресепшене, приветствуя утром, а сразу после его ухода строили гримасы отвращения. Зная общительный и приветливый Юрин характер, я понимала, каково ему было все это терпеть. Однако чувства жалости у меня не возникло, просто я констатировала, что человеку тяжело. Злорадства тоже не появилось, как, например, у Кати.

Разобравшись с приоритетными на сегодня делами, я пошла на кухню за тортиком – почему бы не попить чай с чем-нибудь вкусным. Уже на подходе к кухне стало очевидно, что мне вряд ли кто-то составит компанию. Обычно шумное место сегодня тосковало по веселью и смеху. Тишину нарушал звук от клавиатур и одной дребезжащей лампы. Войдя, как мне тогда казалось, в пустую комнату, я замерла. Юра стоял в одиночестве, прислонившись спиной к стене. Руки скрещены на груди, взгляд устремлен в пол. На столе красовались два аппетитных торта, разрезанных на аккуратные одинаковые кусочки. Быстро справившись с замешательством, я проследовала к столу, налила себе заварку и стала присматриваться к тортикам.

– Какой посоветуешь взять? – спросила я дружелюбно, без намеков на издевку.

Юра отреагировал тем, что собрался было уже уходить.

– Погоди. У тебя сегодня последний день, может, поговорим? – прикрыв дверь, я поставила на стол две тарелки и подала ему чашку. Неожиданное материнское чувство проснулось у меня к этому молодому человеку, который всего лишь сбился с пути.

– Контрольный выстрел в голову? – парировал он, с вызовом глядя в глаза.

– Это твои слова. Я всего лишь хотела понять твои мотивы, – выдержать взгляд после стольких лет тренировок не составило труда.

– Какая тебе разница? Или босс хочет узнать? – Юра смотрел как загнанный зверь, готовый прыгнуть на дуло ружья. Но я не желала зла, мне и в голову не приходило посмеяться, подразнить или унизить его. Как обычно, я хотела помочь. Поддаваясь мимолетному порыву, мой разум срабатывал по одному ему ведомому алгоритму, выдавая порой удивительные для меня самой фразы. Вот и теперь я выдала что-то «на автомате», Юра оцепенел. Повисло молчание.

Что я тогда сказала? Сама испугалась повторить. Только Юра опустился на стул, взял кусок торта и начал механически жевать.

– Я всегда подозревал, что ты ненормальная, – наконец выдал он. – Жаль, что все так вышло. Это было подло… А ты – молодчина. Не буду списывать все на алкоголь, план мести зрел у меня давно. Буду откровенен – Даниил придурок, который умудрился получать самую большую зарплату среди программистов. Думаю, для тебя это не секрет… Ха! До сих пор не понимаю, как он добился такого. Я лез из кожи вон, чтобы прокормить семью, а он кодил втихаря и загребал нехилые бабки. Может, ты знаешь секрет успеха Даниила? Ведь ты тоже часть его успеха, хотя верится с трудом.

– Если что-то у тебя не выходит, ищи проблему в себе, а не пытайся узнать, как чего-то достигли другие. У каждого свой путь. Путь мести и денег не ведет к успеху. Если у Даниила и есть секрет, то он в том, что никакого секрета нет. Человек просто живет и принимает то, что с ним происходит, не пытаясь на это влиять. Честно выполняет свои обязанности, не хамит, не лебезит и не сплетничает. И так на протяжении семи лет. Иногда это ценят.

– Я бы сказал проще – дуракам везет… Счастья вам, голубки, – Юра резко поднялся, бросил недоеденный кусок и вышел. Мое желание помочь опять не поняли и не оценили. Вряд ли Юра будет рассказывать о нашем разговоре всем подряд. Но даже если и так, поверят ли ему?

Теперь меня больше занимала фраза, сказанная необдуманно. Так ли опрометчив был мой поступок? Несколько медитативных упражнений помогли сосредоточиться на своих чувствах и новом самоощущении. Мне стало гораздо лучше. Я вновь ощутила уверенность в себе, силе и спокойствии, что прочно заняли сознание. Впервые за много лет я сказала правду, но не простую банальность, а то, во что реально верила.

Быть голой на виду и чувствовать себя отлично – такое может быть только во время секса или в момент триумфа на сцене. Но жизнь моя – театр одной актрисы, где зрители, сцена, актеры, музыканты, свет, звук и декорации слились воедино и составляли части единого целого. Если я сегодня призналась в любви к человеку, которого ждала почти век, то это кульминация пьесы – до занавеса еще далеко, однако раздался звонок на антракт. Зрители зашелестели юбками и брюками, засеменив к выходу, чтобы купить прохладительных напитков. «Что будет в следующем акте? Какая развязка?» – вопрошали они, перешептываясь в очереди и за столиками. Зародилось смутное ощущение, что в мире есть только я, а все остальное лишь создано исключительно для моего развития, хоть такого долгого, непоступательного, прерывистого.

Случайно обиженные мной люди, опрометчивые поступки и заблуждения, ночи, полные любви и отчаяния, – ни одно мгновение этих пятисот лет все же не было напрасным, если я рискнула сказать правду самой себе, если мне еще интересно, что будет дальше. Найти нечто совершенно новое в череде безликих будней, плеснуть яркой краской на серый асфальт, отыскать зеленый росток, рвущийся к солнцу сквозь толщу бетона…

Я открыла глаза. На кухне по-прежнему никого не было. Тикали часы, дребезжала лампа. Чай остыл. Подлив кипятку в чашку и взяв тарелку с тортом, я направилась в свой кабинет счастливой от осознания, что жизнь, возможно, только начинается. Что-то обязательно произойдет, пусть даже я не умру.