«Сварщик» с Юноны 2 или Медведь просыпается - Сергей Трунов

- Вот это дааа... - говорю, - Ну а я вроде как той самой железной дороги... Ну тоже к ней отношение имею, - не стал похваляться. - А где же начальник-то ваш, прораб? Начальник строительства. Вроде как должна быть насыпь, - я ткнул пальцем в сторону чистого поля, - Бараки и его дом...

- Прораб-то? Да есть у него дом, - зло ощерился бригадир. Видимо допёк его, - Домишшу сабе он отгрохал у городе, чего ему тут, в чистом поле-то.

- В городе? - удивился я. Потому, что, если верить карте, до города тут сто вёрст.

- А чаво уж. Мы и ставили, - пожал плечами мужик. И, видя моё недоумение, растолковал: - Токмо в уездном, не губернском, тут верстах в семи.

Знал я, что на стройках во всём мире воруют, и что Россия не исключение. Воровство - ржавчина на механизме государства, и ржавчина эта неизбежно подтачивает детали при соприкосновении с воздухом жизни. И пока воруют в меру, мирился с этим злом. Но что могут воровать вот так тотально, это у меня в голове не укладывалось! Такая "ржавчина" скоро напрочь заклинит механизм, а то и вовсе сожрёт его! Ярость закипала внутри, требовала немедленного наказания, и наказания образцово-показательного, иначе постройка магистрали увязнет в болоте воровства и бюрократии, а мне надо "растолкать" движение строительства, чтобы и в моё отсутствие ей препятствовать выходило бы себе дороже, столь же опасно, как пытаться встать на пути грохочущего на полном ходу поезда.

С натугой вынырнул из мрачных дум, переключился:

- Ну а выто давно ли тут?

- Да почитай с лета. Как от бывшего помещика в Юрьев день ушли. Вот и кантуемся таперича тут.

- Мммдааа... А чего в землянках?

- Дык материял-то прораб на дом сабе, да губернатору на конюшни... А мы людишки прастые, нам чаво... Поначалу думали к прежнему помещику возвернуться, да токма негоже, не за тем уходили. Да у него и не лучше, - в сомнении проговорил Флегмонт.

- Ну ладно. А дорогу-то к прорабу кто-нибудь показать сможет?

- Да смогём Чай сами строили.

Тут ко мне подошёл боец, шепнул, что народ живёт голодно. Он переговорил с людьми, заглянул в котлы. Меня передёрнуло, и я обратился к Флегмонту: - Так, а питаетесь-то чем?

- Да чем Бог пошлеть, барин. - пожал плечами собеседник, - Вот охотимся, Кто побирается...

- У вас денег нету?

- А кто нам их дасть?

- Так прораб должен был снабдить.

- Так сказал: "Работы нету и денег нетути".

- Ого! Ну вот что. Поехали, покажешь, где живет сей господин. И возьми пару мужиков, заодно на базаре еды купите.

Бригадир было кинулся кланяться, но я удержал: - Шапку надень, а то захвораешь. Государю рабочие нужны здоровые.

Пока рассаживались по саням, ко мне пристал со-владелец тела: «Слушай, Савелий», - задумчиво молвил: «А чего сразу крепостным волю не дали? Вот не уразумлю никак. С «Юрьевым днём» морока…», - «Эээ, Вашбродь, не так всё просто. Гляди: крепостных отпустили, а как жить самостоятельно они не знают» - «А чего там знать – живи, как хочешь», - «Ну да. А кто работу даст? А кто накормит? Самим ведь искать придётся. Воля штука обоюдоострая. А барин, даже если неурожай, прокормит. Нормальный если барин. Отпустить крепостных всё-равно, что домашнюю собаку прогнать», - «Ааа, или попрашайничать примутся, как эти, или, чего доброго, воровать пристрастятся», - «Вот-вот! Так что у крепостного и на воле барин в голове! И по-первости, покуда самостоятельно жить не приноровится, нужно дать ему место, чтоб притулился».

До N-ска доскочили быстро. Флегмонт показал громадный двухэтажный дом с мансардой, обнесенный высоким забором, и мы отпустили бригадира.

Прокоп фотографировал, обходя вокруг, я показывал, что снимать. Из ворот выскочил дворник, попытался прогнать нас: "Кто такие!?" Но один из моих охранников ткнул ему под нос документ прикрытия, такие были у всех, что мол из полиции, я из железнодорожной полиции. Растерявшийся дворник скрылся, его видимо посылал хозяин, который вскоре нарисовался на добротном, под крышей, крыльце. Вот уж хряк на задних копытах! И ноги толстые, короткие, брюхо, сам обрюзгший, жирный и рыло почти что с Пятачком и Глазки заплывшие, поросячьи. Да и голос, хрюкающий:

- Хто таковы? Чего надо?

Я решил покосить под дурачка: - А что, любезнейший, разве нельзя поглазеть на эдакое диво? Мы никого не трогаем, ходим по общей улице.

На что он начал верещать, что "сейчас полицию позовёт".

- Полиция дело хорошее, - решил я сменить тактику: — Вот пусть она и проверит, любезнейший, на какие деньги Вы, прораб железнодорожного строительства, отгрохали такой домину.

Глазки у хряка забегали. Видимо, в его свиной туше какие-никакие мозги остались, он тоже сменил подход: - А вы кто же будете? - поинтересовался вежливее.

- Инспектор Железнодорожный. Искал прораба. Вот по этому терему и нашёл. Вы ведь такой-то, такой-то? - назвал его.

- Да, - свинюк засуетился, - Извольте в дом, Господин хороший, чего Вам на улице топтаться!

- Да я не один. Со мной сопровождающие.

- Пусть сопровождающие тоже заходят.

- Ну что же, велите дворнику отпирать.

Перед нами распахнулась калитка, больше похожая на ворота,и мы поднялись по добротным ступеням в дом.

Мы с Фернандо скинули полушубки. Наша форма если удивила хозяина, то вида он не подал, пригласил в гостиную, "отведать чайку, только самовар поспел. Покуда на стол накроют". Я с интересом оглядывал по-мещански богатый, но совершенно безвкусный интерьер: мебель лучших мастеров, но разнокалиберная, пышные аляпистые ковры - в общем дом средней руки помещика.

От чая отказался, а поинтересовался, на какие средства всё это благолепие приобретено? Мне нелюбезно ответили, что это не моё дело и потребовали документ, удостоверяющий мои полномочия. Я хмыкнул и попросил, условно моргнув, Фернандо, который зашёл со мной, продемонстрировать мандат инспектора. Прораба должно было бы насторожить, что это за инспектор, с личным секретарем, но подобной мысли ему в поросячью голову не пришло видимо.

Фернандо достал пока только наш мандат на инспекторскую проверку. Хозяин пробежал взглядом и отметил для себя моё, по его мнению, невеликое звание подполковник. Он осмелел и барственно прохрюкал, что "перед всякими там полковниками он отчитываться не намерен. Что он,