Спасатель. Серые волки - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сказано же было: не стрелять, – с упреком сказал Степан Антонович подошедшему Андрею.
– Сказано было: не стрелять, пока не подопрет крайняя нужда, – уточнил Липский. – Я, конечно, мог бы и потерпеть, но вот… гм…
Степан Антонович посмотрел на валяющийся под ногами скорострельный штурмовой пистолет с глубокой вмятиной в районе затвора и кашлянул в кулак – как показалось Андрею, не без легкого смущения.
– Ладно, – сказал он, – живи пока, писатель.
– Не стоит благодарности, – с готовностью откликнулся Липский. – Всегда к вашим услугам.
– Интеллигенция, – возясь с замком прорезанной в воротах низкой дверцы, проворчал здоровяк, – вечно в рот колом не попадешь…
…От роли Бэтмена Андрей отказался добровольно – во-первых, потому, что считал это правильным, а во-вторых – в рамках достигнутой в ходе переговоров с господином Бергером договоренности. Невзирая на свой неподдельный, неизменно сопутствующий по-настоящему большим деньгам лоск, кое в чем упомянутый господин оказался довольно-таки мелочным типом. Андрей его за это не осуждал: в любви, как на войне, хороши любые средства. Соперничать с Витольдом Карловичем на этом поприще он и в мыслях не имел и потому легко согласился с поставленным условием – почему бы и нет, в конце-то концов?
Руководствуясь этими мотивами – сразу и не поймешь, благородными или не очень, – за освобождением своей бывшей жены он наблюдал со стороны, стоя у сложенной вдоль стены подвала поленницы. Марта вышла из тускло освещенного коридора, сопровождаемая и бережно поддерживаемая под локотки двумя бойцами – бледная, осунувшаяся, в домашнем халате и тапочках, но, по обыкновению, прямая, как древко копья, и прекрасная, как античная богиня. А главное, она была цела и невредима – что, собственно, и требовалось доказать.
Она шла, провожаемая восхищенными и сочувственными взглядами своих спасителей, брезгливо огибая разбросанные по полу тела охранников. В полном соответствии с пожеланием ее нынешнего возлюбленного нападение на дом заместителя генерального прокурора обошлось без крови – конечно, если не считать парочки сломанных носов и расквашенных ртов. Но охрана лежала, не подавая признаков жизни, – кто-то потому, что пребывал в блаженном забытьи, кто-то из благоразумного и весьма похвального стремления сберечь остатки здоровья. Один из лежащих, не ко времени придя в сознание и не успев, по всей видимости, сообразить, что оклемался слишком рано, вдруг завозился и начал вставать, заставив Марту испуганно отшатнуться. Реакция последовала незамедлительно: ближайший боец, ухватив беднягу одной рукой за шиворот, а другой за пояс брюк, без видимых усилий отшвырнул его с дороги, как подвернувшийся под ноги и вызвавший раздражение неодушевленный предмет.
Андрею пришлось посторониться, чтобы превратившееся в метательный снаряд тело не сбило его с ног. Хватая руками воздух в поисках опоры, охранник пролетел мимо, врезался в поленницу, ухватился за верхний ряд и с рассыпчатым грохотом опрокинул ее на себя. Андрею пришлось отскочить еще дальше, спасаясь от посыпавшихся дров; машинально обернувшись, чтобы оценить степень угрозы, он заметил обнажившийся в результате обвала уголок вмурованной в бетонную стену стальной рамы.
Ни на что особенное не рассчитывая, просто затем, чтобы по примеру остальных не стоять столбом, пялясь на Марту (не видел он ее, что ли?), Андрей принялся сначала по одному, а затем и охапками выбрасывать из поленницы дрова. Много времени это не заняло, и уже через полминуты раскопок он увидел прямо перед собой квадратную железную дверцу в стене – естественно, запертую.
– Что там у тебя, писатель? – спросил привлеченный шумом Степан Антонович.
При слове «писатель» Марта остановилась и резко обернулась, отыскивая среди одинаково безликих фигур в черной униформе и трикотажных масках ту, к которой адресовалось это обращение. Андрей, в котором вдруг проснулась сообразительность, уже стоял к ней спиной, чувствуя лопатками ее пристальный взгляд.
Он кивком указал Степану Антоновичу на свою находку.
– Гляди-ка, тайничок, – хмыкнул тот. – Эй, боец! Ну-ка, попробуй открыть эту консервную банку!
Не удержавшись, Андрей покосился назад через плечо. Марты в подвале уже не было – ее увели туда, где за поворотом гладкого как стекло асфальтированного проселка ее поджидал принц на белоснежном скакуне породы «бентли». Липскому сейчас же подумалось, что ирония тут неуместна: в конце концов, если бы не Бергер, все могло сложиться иначе – если называть вещи своими именами, предельно скверно.
Подошедший на зов боец с размаху грохнул по дверце подобранным здесь же, в подвале, ломом. По счастью, тайник представлял собой не сейф, а обыкновенный ящик, грубо сваренный из тонкого листового железа, – по сути, консервную банку, как окрестил его Степан Антонович. От удара дверца погнулась, между ее краем и стальной рамой образовалась щель, в которую боец немедленно вогнал плоский конец лома. Он поднажал, пользуясь ломом как рычагом, послышался металлический скрежет, что-то лопнуло со звонким щелчком, дверца распахнулась настежь, и на развороченную поленницу буквально хлынули наваленные как попало, вперемешку компакт-диски, миниатюрные кассеты для старинного пленочного диктофона и компьютерные дискеты, среди которых Андрей с удивлением разглядел энное количество пятидюймовых раритетов. Вид этих архаичных штуковин живо воскресил в памяти давно канувшие в Лету времена и его самый первый, купленный с рук компьютер – слабосильный, со смехотворно маленьким объемом памяти, с подслеповатым монитором и горизонтально расположенным системным блоком, в передней панели которого была прорезана широкая, запираемая на специальную защелку щель для вот этих самых дискет. Андрей подумал, что в Москве вряд ли сохранилось хотя бы одно устройство, способное их прочесть, и мысленно пожал плечами: подумаешь, потеря! Вон здесь сколько всякого добра, за год не разберешься…
– Что это еще за барахло? – опустив лом, озадаченно поинтересовался боец.
– Это не барахло, – сказал ему Андрей, – это – смерть Кощеева. Сумку какую-нибудь дайте!
– Дайте, – негромко продублировал Степан Антонович, мигом придав требованию журналиста Липского высокий статус боевого приказа. Сумка возникла как по щучьему веленью, и Андрей принялся торопливо загружать в нее свою добычу. – А ты везунчик, – добавил, обращаясь к нему, Степан Антонович. – Будь ты помоложе, сманил бы тебя к себе в команду.
– Какие мои годы, – отшутился Андрей, забрасывая на плечо ремень сумки, в которой, негромко бренча, перекатывались беспорядочно сваленные дискеты и коробки с компакт-дисками.
Бойцы поспешно, но без суеты покидали подвал. Кто-то вырубил генератор. В наступившей темноте Андрей нацепил прибор ночного видения, задумался на секунду, а затем, запустив руку в сумку, вынул оттуда и бросил на пол около поленницы выбранный наугад компакт-диск.
Слушая сбивчивый и не шибко информативный доклад Скелета, Илья Григорьевич хмуро смотрел в пол и рассеянно вертел в руках подобранный около разваленной поленницы компакт-диск. На своего подручного он глянул только раз и больше в ту сторону не смотрел: зрелище, которое являл собой Скелет, было не для слабонервных. Собственно, остальные выглядели не лучше – так, словно их всем скопом засунули в барабан гигантской центрифуги, загрузили туда же с полтонны булыжников и основательно прокрутили. При этом достойных упоминания потерь охрана не понесла. Не было ни убитых, ни серьезно покалеченных; полтора десятка разбитых вдребезги протокольных рож – вот и все, что оставил после себя внезапный ночной налет на загородный дом заместителя генерального прокурора Винникова.