Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Приметы и суеверия - Елена Лаврентьева

И в самом деле, на столе виден знак, как бы прожженный огненною рукою. — Станем продолжать повесть.

«Сие ужасное явление так сильно поразило меня, что я впал в жестокую горячку. В бреду мне только мечтался Ад со всеми его муками; страдание мое было ужасно; с трудом я оправился.

С того времени я оглянулся на себя и ужаснулся той бездны, в которую злодеяния мои меня повергли. Быв сам на краю гроба, я почувствовал, что жизнь наша здесь на земле скоропреходяща, а там ожидает нас… Боже! отврати от меня ту казнь, какая ожидает злодеев по смерти! — Да не забуду никогда, что есть Ад! — Страшный Ад!»…

Здесь оканчивается собственное повествование лорда Литтельтона.

В конце приписано духовником его следующее дополнение: «Страшное сие явление никогда не выходило из его памяти. Он велел изобразить Ад в прозрачной картине и поставил ее в своем кабинете; на оной, вместо подписи, были те слова, которые он слышал из уст несчастного своего друга. Он совершенно переменился, сделался набожен и боязлив до крайности. Вой собаки, крик ночной птицы, шорох в комнате, собственная его тень пугала его и возвещала ему какое-нибудь несчастие. Он не мог остаться один ни на минуту. Сон его был самый беспокойный; часто он вскакивал с ужасом и воплем и устремлялся бежать. Жизнь его была самая мучительная. Только утешения веры облегчали страдания его и успокаивали его на время».

В один день представилось ему, будто он видит тень девицы, которую обольстил в молодые лета. Она предсказала ему, что он умрет в седьмой день. С ужасом бросился он из комнаты; никакие утешения не могли его успокоить: воображение его так сильно поражено было, что он почитал смерть свою неизбежною; и действительно в седьмой день умер.

* * *

Из Шотландии он переехал в Америку, из расположенного у подножия гор Глазго попал в равнинный Коннектикут, в Норвич и там встретил подростка по имени Эдвин, двумя годами старше себя. Между ними возникла дружба, причем самого необыкновенного свойства.

Оба ребенка, встретясь друг с другом, молча направлялись в лес: там они расходились в разные стороны, чтобы предаться чтению, и через какое-то время обменивались посетившими их мыслями и обсуждали в подробностях прочитанные книги.

В один прекрасный день Даниель заметил, что Эдвин бледен и сильно взволнован.

— Ты знаешь, — сказал Эдвин, — я только что прочитал очень странную вещь. Это история двух друзей, любивших друг друга и связанных клятвой, которая была написана кровью: тот из них, кто раньше умрет, должен явиться на прощание к тому, кто остался. И когда один из них умер, другой сдержал слово. Не хочешь ли ты, чтобы мы сделали так же и чтобы наша судьба была такой же?

— Хочу, даже очень хочу! — воскликнул Даниель. Мальчики отправились в церковь и там поклялись: тот, кто умрет первым, явится попрощаться с товарищем.

Затем, следуя примеру предшественников, каждый наколол иглой палец и выдавил несколько капель крови. Они смешали эту кровь и таким образом скрепили свой обет.

Семейные обстоятельства разлучили двух друзей. Юм вместе с теткой отправился на жительство в Трои (штат Нью-Порт), в трехстах милях от Норвича.

Эдвин остался в Норвиче. Минул год.

Однажды Юм поздно вернулся домой и, не обнаружив ни огня в очаге, ни свечи на столе и опасаясь, как бы тетка не стала его бранить, прокрался бесшумно к себе в комнату и забрался в постель.

Вскоре откуда-то донесся непривычный для жилища звук, и он поднял веки.

Яркое сияние, несомненно, свет луны, озарило наискось комнату.

В этом не было ничего особенного, и потому мальчик не удивился; странным показалось, однако, то, что у изножья кровати витала некая дымка, постепенно густевшая.

Понемногу в этой дымке, которая, переливаясь, поднялась на высоту четырех или пяти футов, обозначилась человеческая фигура, похожая на укрепленный на цоколе бюст.

Видение имело черты Эдвина, только мальчик был очень бледен, лицо будто мраморное.

Внезапно глаза ожили и глянули на Юма, который меж тем смотрел на пришельца, не в силах оторвать взора. Губы ночного гостя зашевелились, и, хотя изо рта не вырвалось ни звука, Юм услышал нечто наподобие эха, которое зазвучало в нем самом:

— Ты узнал меня, Даниель? Даниель ответил кивком.

— Я исполнил свое обещание. До встречи на небесах!

Из дымки вышла рука и указала ввысь. Затем видение понемногу растаяло, превратилось в облачко, облачко стало туманом, и все исчезло. На следующий день Юм сообщил тетке:

— Умер Эдвин.

— Кто тебе сказал? — спросила тетка.

— Он сам. Сегодня ночью он приходил со мной прощаться.

Тетку охватила внезапная дрожь, она заявила, что племянник сошел с ума, и велела ему молчать. Однако на следующий день пришло известие о смерти Эдвина.

Тот являлся своему другу в течение трех ночей, и неизменно в час своей кончины.

Княгиня N. N., похоронив своего мужа, питала желание увидеть его во сне. На девятый день, легши спать, она вдруг почувствовала, что над нею кто-то как будто носится, и ей понималось внутренне, что это был дух покойного. (Рассказано мне ею самою.)

У Александры Николаевны Левашовой, близкой моей знакомой, скончался муж, Никита Федорович Левашов, страстно ее любивший. Он командовал Иркутским гусарским полком, стоявшим в Царстве Польском. Она отправилась туда и, приближаясь к городу или селению, где он скончался, вышла из кареты и пошла пешком по придорожной аллее вместе со своей спутницей, кажется, дочерью. Вдруг ей послышалось, что перед нею что-то пронеслось, как будто вихрем, и прошепталось имя: «Alexandrine!» Ей могло почудиться, но она уверяла меня, что спутница ее слышала тот же звук.

* * *

Этого рода предметы так для нас отвлеченны, так далеко превышают человеческое понятие, что безрассудно было бы отвергать их возможность. Правда, что доказать возможность эту не менее трудно; но я столько читал и слышал рассказов о людях, являвшихся после смерти, что в мнении моем некоторые из них по крайней мере заслуживают вероятие. Один лейпцигский врач, например, который и теперь еще жив, написал целую книгу под заглавием: «Явление жены моей после смерти». Сколько припомнить могу, явления эти начались тем, что, спустя несколько дней по смерти докторши, страстно любимой мужем, гитара ее, висевшая на стене, сама собою начала издавать звуки, а потом и целые аккорды. Когда доктор приучился к этому необыкновенному явлению, то в один вечер ему послышался голос покойницы… Сначала она произносила только по нескольку слов; спустя немного времени стала с ним разговаривать, а кончилось тем, что и сама показалась. Несмотря, однако ж, на любовь его к покойнице, первое ее появление до чрезвычайности его испугало. Наконец он к тому привык: с нетерпением ожидал ее прихода, разговаривал с нею часто и долго и советовался во всех делах — одним словом, она по-прежнему осталась верным ему другом и сохранила после смерти все те приятные качества, которые украшали ее при жизни, с тою только разницею, что не так уже была капризна. Доктор сообщил о счастии своем нескольким друзьям, которые рассказали о том своим знакомым, — и, таким образом, свидания его с покойною женою сделались известны всему городу. Многие смеялись над ним, иные сожалели, считая его помешанным. Но когда доктор решился громко утверждать, что это точно справедливо, и когда наконец напечатал книгу, где подробно описал явления жены своей, тогда нашлись люди, которые ему поверили. И в самом деле, какую причину мог иметь человек, известный и ученый, обманывать целый свет и подвергать себя насмешкам неверующих, если бы действительно он не имел свиданий с покойницею?