Последний выход Матадора - Влада Ольховская

Это была правильная мысль: бетон защитит их от взрывной волны и осколков. Если они успеют добраться! Он, такой близкий, казался бесконечно далеким, а время истекало… Сколько еще его осталось? Или никакого взрыва не будет?

Но взрыв был — грохот, дрожь и пламя прямо у него за спиной. Машина взлетела на воздух, взрывная волна накрыла их с Аграновским до того, как они сумели перебраться за бетонное ограждение… Ренат успел только подумать, что он сейчас умрет за человека, которого считал своим злейшим врагом.

* * *

Леон не брался сказать, почему судьба бережет его. Может, сильно любит, как порой любят непослушных детей. А может, просто забавляется: оставляет его в живых, чтобы посмотреть, во что он еще вляпается. Как бы то ни было, он снова заглянул в глаза смерти — но не последовал за ней.

А ведь именно это его и ожидало, если бы не Ренат Шауров! Он бы не вышел из машины… Он бы погиб. Леон не догадывался об опасности, для этого просто не было оснований. Да, он охотился на серийного убийцу — который душит людей, а не взрывает их в машине. Но он не учел, что Гончаров — по-своему гений. Этого никто не учел.

Он отделался малой кровью: сотрясение мозга и пара ушибов, ни о чем. Было бы хуже, если бы они побежали не в ту сторону. Но они с Ренатом фактически были в прыжке, когда прогремел взрыв. Поток раскаленного воздуха отбросил их вперед, и упали они за ограду, которая благополучно защитила их от осколков.

В тот день многие во дворе пострадали, но никто не погиб. И это было достижением.

Леон был бы рад, если бы, очнувшись в больнице, он сразу увидел бы рядом с собой Анну. Да и она бы этого хотела, он не сомневался. Но они оба знали, почему это невозможно, и ему пришлось довольствоваться обществом Ярика и Чеховского.

Зато он мог позвонить ей — и воспользовался этим правом. Он знал, что она пережила, он и сам совсем недавно был в ее положении.

— Я сегодня выписываюсь из больницы, скоро буду с тобой, — пообещал он.

— Ты уверен в этом?

— Да со мной все в порядке, шмякнулся просто!

— Не дом будет, а целый лазарет! — рассмеялась она. — Жду тебя.

Он злился на Матадора, но выразить эту злость пока не мог, способа не было. Его утешало лишь одно: Гончаров выбрал своей целью именно его, про Анну он так и не узнал. Оставалось только понять, как быть дальше! По пути в Москву Леон много размышлял об этом и понял, что против убийцы нет весомых улик… Совсем нет!

Закончив разговор с Анной, Леон сразу повернулся к Чеховскому:

— Я ведь знаю, что это был он!

— Я тоже, — кивнул следователь.

— Это нужно как-то использовать!

— Это вообще никак нельзя использовать. Когда подготовили ловушку, ты был за пределами Москвы и не мог видеть, кто это сделал. Даже если в качестве адвоката Гончаров наймет полного дегенерата, тот все равно сумеет это доказать. Но наша удача не в том, что преступление не нужно расследовать, потому что все уже известно.

— А в чем тогда? — растерялся Леон.

Чеховский наконец позволил себе улыбнуться. Судя по всему, последние дни и ему дались нелегко, однако он постепенно возвращал былую уверенность.

— Наша удача в том, что вон там, — следователь похлопал рукой по стене, — в соседней палате, лежит молодой человек, который своими глазами видел, как Арсений Гончаров устанавливал бомбу под твою машину, и готов дать показания. На этот раз мы прижмем ублюдка!

Антон чувствовал себя как человек, который пережил цунами, но остался невредим. Его размеренная жизнь, которую он так тщательно оберегал, чуть не разлетелась вдребезги, он начал терять контроль, и в какой-то момент ему показалось, что на этот раз он проиграет. И это будет не то поражение, после которого поднимаются на ноги и идут дальше!

Но — обошлось. Увесистая папка у него в руках служила лучшим напоминанием о том, что все будет хорошо. У Антона давно уже не было такого отличного настроения, почти с начала этого расследования. Он едва удерживался от того, чтобы посвистывать по пути.

Гончаров отказался от адвоката: его интересы всерьез собиралась представлять его сожительница. У нее обнаружился диплом о юридическом образовании, которым она, впрочем, никогда не пользовалась. Но они оба считали, что этого будет достаточно, Васильева — потому что верила в его невиновность, Гончаров — потому что считал, что не оставил улик.

И тем слаще становился триумф Антона.

Они дожидались его в допросной. Антон опустился на чуть расшатанный стул, положил на стол папку с документами, но пока не открыл ее. Он знал, что производит не самое грозное впечатление: невысокий, пухлый, мягкий, да еще и с нерешительной улыбкой на лице. Элина Васильева решила, что это первый знак капитуляции — ведь у полиции ничего нет и не может быть!

— Добрый день, — кивнул им Антон. — Простите мне некоторую нерешительность, я просто впервые вот так беседую с серийным убийцей.

— Арсений — не серийный убийца, — холодно возразила Элина. — А такие слова можно воспринять как оскорбление!

Антон проигнорировал ее, он мог себе это позволить.

— Хотя так уж сильно удивляться я не должен. В вашей биографии полно моментов, которые я бы назвал типичными для серийного убийцы. Безвольный отец, погибший старший брат и жестокая, страдающая серьезным психическим заболеванием мать.

— Я бы не хотел впутывать в это мою семью, — пожал плечами Гончаров.

— А придется, ведь с них все и началось. Сначала мать издевалась над вашим братом, вас не трогала — но вы видели, что происходит с ним. Вы наверняка знали, что он страдает, дети к такому очень чувствительны.

— Довольно! — возмутилась Элина. — Какое отношение это имеет к делу?

— Прямое, как ни странно. Это период формирования личности. Думаю, на вас, Арсений, не последнее влияние оказало то, что мать на ваших глазах убила брата. Она избила его слишком сильно, поняла, что натворила, и выдала все за несчастный случай.

— Думать вы можете что угодно, а мой брат просто упал с крыши.

— Вы даже сейчас защищаете ее? Хотя я, наверно, могу понять, почему. Это не из-за прощения, просто о мертвых или хорошо, или никак! Все, что она делала с Олегом, теперь приходилось пройти вам. Что именно это было? Переодевание в женскую одежду — вне всяких сомнений. Избиения — да. Но, может, что-то еще? Что-то, что породило фиксацию на горле? У вас характерный стиль убийства. Думаю, вы сами испытали нечто подобное: она душила вас или засовывала что-то вам в рот, а может, все сразу.

Элина готова была вспылить, это чувствовалось, но Гончаров успокаивающе положил руку поверх ее руки. Это не значит, что сам он не был задет. Его лицо оставалось невозмутимым, однако в глазах, обращенных на Антона, уже полыхала такая ненависть, что даже опытному следователю стало неуютно.