Последнее лето - Константин Симонов

Обогнав и этот полк, снова километров пятнадцать ехали свободно, только иногда придерживали ход, разъезжаясь со встречными машинами, пока уже вечером не настигли колонну тяжелых 203-миллиметровых гаубиц на гусеничной тяге. Эти занимали чуть не всю ширину дороги, и Гудкову пришлось попотеть, объезжая их в темноте одну за другой.

«Все по графику, – снова подумал Серпилин. – Этих пустили вперед, с интервалом, чтобы не создали пробки».

Радость, которую он испытывал, обгоняя артиллерию, была сильней досады на задержки в пути. На их фронт двигалась такая сила, какую не под каждый праздник дают!

Гудков наконец обогнал голову колонны и, вырвавшись на свободу, снял пилотку и отер пот; на последнем десятке километров ему досталось – обгоняя, шел левыми колесами по обочине, на волосок от того, чтобы забуриться в кювет.

«Смело водит!» – с удовольствием подумал Серпилин, окончательно решив, что не станет заменять Гудкова.

Пока добрались до Кричева, пришлось обгонять ночью тылы еще какого-то хозяйства, судя по количеству бензозаправщиков – танкового.

Хозяйство – слово не военное, скорей мужицкое, и в прежнее время его в военном обиходе не было, а в войну оно как-то незаметно укоренилось. Сначала возникло как средство маскировки – чтобы не называть по номерам ни полки, ни дивизии, ни армии, – хозяйство такого-то… по имени, и все тут: хозяйство и хозяйство… А потом постепенно стало самым что ни на есть военным, необходимым словом. Отвечало сути дела.

Действительно, как еще назвать все то, что у тебя на войне в руках, будь ты большой или маленький начальник? Все, что нужно не только для самой войны, но и для людей на войне, – все при тебе. И то, чем воюют, и на чем едут, и чем землю роют, и чем людей кормят, и поят, и моют, и раны перевязывают – все должно быть при тебе, в твоем хозяйстве. Все. От боекомплекта до индивидуального пакета в кармане шинели.

А если чего нет или не хватает, значит, плохой хозяин.

За Кричевом, на втором километре, на повороте вправо, замигали фонариком. Наверное, не им первым – как-никак ждут уже третий час!

«Вот и мое хозяйство», – подумал Серпилин и при свете фонарика, продолжавшего гореть в руке регулировщика, увидел вылезавшего из «виллиса» Захарова. Все-таки встретил Захаров.

– Начальник штаба после обеда в штаб фронта укатил, – сказал Захаров после того, как, помня о сломанной ключице, осторожно обнял Серпилина. – Начальник оперативного отдела трудится. А у нас, членов Военного совета, как некоторые считают, свободное время всегда есть – куда захотел, туда и поехал!

– Ладно клепать на себя, – сказал Серпилин. – Много у тебя свободного времени!

Захаров даже при свете фонарика выглядел усталым.

– Сильно достается?

– По правде говоря, делов невпроворот. Особенно в последнюю неделю, – пояснил Захаров и кивнул на стоящего рядом подполковника: – Вот, взял с собой на всякий случай Прокудина. Если захочешь, оператор тебе по дороге всю обстановку доложит, какая на восемнадцать часов была.

– На месте по карте посмотрим, дотерплю, – сказал Серпилин, здороваясь с Прокудиным.

Он огляделся, может, еще кто стоит, с кем не поздоровался, и спросил о своем заместителе:

– Иван Васильевич не приехал?

– Хотел, да я отговорил, в полуприказном порядке, – сказал Захаров. – Приболел он.

– Опять рана открылась? – с тревогой спросил Серпилин.

– Нет, просто ангина старика прихватила. При его натуре завтра на ногах будет. Поедем?

– Поехали!

– А как?

– Как хочешь.

– Тогда к тебе назад сяду.

– А не вытряхнет тебя с заднего сиденья? Дорога-то, как я помню…

– Давно не был. Дорога теперь у нас лучше, чем Варшавское шоссе. Потрудились.

– Разрешите в вашу машину перейти, товарищ член Военного совета? – спросил Евстигнеев.

– Переходи. Небось заскучал там, в Москве, по фронту? Ничего, теперь снова поездим!

Евстигнеев не ответил, промолчал. Знал, что теперь не поездит.

Захаров и Серпилин сели в «виллис» и проехали первые несколько минут молча, привыкая к присутствию друг друга. Впереди шла машина с заместителем начальника оперативного отдела Прокудиным.

– Дорога действительно неплохая, – заметил Серпилин.

– Через семь километров на собственную армейскую свернем. Это пока еще фронтовая. Ну и наша дорога, пожалуй, не хуже… Уехал наш Бойко в штаб фронта, к начальнику штаба. А завтра с утра и нас с тобой вызывают к новому командующему фронтом. Поедем представляться.

Захаров чему-то усмехнулся. Серпилин не понял чему. Его поразило, что назначен новый командующий фронтом.

– А кого назначили?

– Неужто не знаешь, в Москве не сказали?

– Не знаю.

– Генерал-полковник Батюк. Вчера прибыл и принял фронт.

– А куда же… – начал было Серпилин, имея в виду прежнего командующего фронтом.

– Пока не ведаем. А ведаем то, что едем завтра с тобой знакомиться с новым командующим – генерал-полковником Батюком. Чего на свете не бывает!

«Так вот куда он вдруг исчез из санатория! – подумал Серпилин. – Стало быть, Батюк…»

Новый командующий фронтом генерал-полковник Батюк ожидал приезда Серпилина, которого после вступления в командование фронтом еще не видел.

С Серпилиным должен был приехать и член Военного совета армии Захаров. Его Батюк не видел со Сталинграда; простился с ним, когда был отозван в Москву без объяснения причин, и потом задним числом выяснял, знал тогда Захаров что-нибудь или правда не знал. Хотел проверить, не ошибся ли, считая его откровенным человеком. Оказалось, не ошибся.

«Везет Серпилину, что он с таким членом Военного совета!» – подумал Батюк, вспомнив о первом члене Военного совета фронта – Львове, которому только что звонил.

Порученец Львова ответил, что товарищ Львов лег в шесть утра и еще спит. Даже не спросил, как сделал бы на его месте всякий другой: не надо ли разбудить? Спит – и все тут! Видно, считает, что хоть и командующий звонит, а Львова все равно будить не положено. Так и не услышав этого привычного для слуха вопроса, Батюк сказал сам: «Не буди. Как встанет, доложи, что я звонил». И положил трубку.

Львова он будить и не собирался. Наоборот: вызвав и себе Серпилина и Захарова на девять утра, почти наверное знал, что Львов будет в это время спать. Но позвонить ему счел нужным, чтобы иметь потом возможность сказать: «Командующий армией и член Военного совета представлялись, хотел принять их вместе с вами, но пожалел будить». Со Львовым надо было держать ухо востро. И сам с ним встречался до войны, и от других наслышан достаточно, и, еще едучи сюда, заранее решил: впервые командуя фронтом, с самого начала не позволять Львову сесть на голову: если сразу не отучишь, пропадешь. С другой стороны, конечно, и Львову нельзя было давать поводов для упреков, что не считаешься с ним и так далее. Львов не Захаров. С Захаровым, бывало, и на басах столкнешься, и наговоришь, и услышишь лишнее, а потом все же к чему-то придешь. И тогда все! Захаров у тебя за спиной, какой ты плохой, докладывать не будет. А этот, говорят, любит писать. А что ему не писать? Вон он когда ложится-то? Пиши хоть всю ночь!