Правдивая история - Клэр Пули

– Привет, Моника, – поздоровалась Мэри. – Я только что была у Джулиана, вот и подумала, что зайду и отдам вам это. – Она достала из сумки тетрадь, оставленную в этом кафе полгода назад. – Я пыталась отдать ее Джулиану, но он сказал, что она лишь будет напоминать ему о том, каким он был неправдивым, и что тетрадь должна быть у вас.

– Спасибо, Мэри. – Моника взяла тетрадь. – Хотите чашечку чая? И пирога. Думаю, пирог не помешает.

Мэри села за стойку, пока Моника заваривала чай.

– Простите, что повергла вас всех в шок, неожиданно появившись здесь, – сказала Мэри. – Я думала, что незаметно подойду к Джулиану во время занятия и поговорю с ним. Я не ожидала, что попаду незваным гостем на поминальный вечер. И уж точно не в мою честь.

– Право, не извиняйтесь, пожалуйста! – Моника налила ей чай. – Откуда вам было знать? Я просто рада возможности познакомиться с вами.

– Я тоже. Я поняла, что «Правдивая история», по сути дела, оказала мне некоторую услугу. Видите ли, я ушла из этого дома безо всяких объяснений или прощаний, оставив здесь частичку себя. Вот и вся эта история. И знаете, при всех его недостатках Джулиан – необыкновенный человек. Увидев его снова, я смогла разобраться в некоторых вещах.

– Я рада, – сказала Моника.

– Между прочим, – я спрошу, если не возражаете, – выяснили вы отношения с тем мужчиной, который страстно в вас влюблен? – спросила Мэри.

– Райли? – переспросила Моника, подумав, что «страстно влюблен» – это уж чересчур. – Боюсь, что нет. В сущности, совсем наоборот.

– Нет-нет, не милый австралийский мальчик, а другой. Тот, который сидел вон там, – Мэри показала на угол, – как удрученный мистер Дарси, глядя на Райли, как будто он украл у него что-то очень дорогое.

– Хазард? – в изумлении спросила Моника.

– А-а, так это был Хазард, – откликнулась Мэри. – Тогда понятно. Я прочла в тетради его историю.

– Вы ошибаетесь насчет Хазарда, Мэри. Он не влюблен в меня. По сути дела, мы полные противоположности.

– Моника, я всю жизнь наблюдаю за людьми и хорошо в них разбираюсь. Мне понятно то, что я вижу. У него вид немного закомплексованного и ущербного человека, и я все знаю о таких людях.

– Даже если вы правы, Мэри, разве это не хороший повод держаться от него подальше?

– О-о, но вы, Моника, намного сильнее, чем была я. Вы никогда не позволили бы никому обращаться с вами так, как Джулиан обращался со мной. Но знаете, несмотря ни на что, я не жалею ни об одном дне, прожитом с этим человеком. Ни об одном. А теперь мне пора.

Мэри перегнулась через стойку и поцеловала Монику в обе щеки. Потом она ушла, оставив Монику в странно приподнятом настроении.

Хазард? Почему мысль о нем не заставляет ее презрительно фыркнуть? Это всего лишь тщеславие. Ей просто лестно думать, что Мэри считает ее женщиной, способной внушить страсть. Возьми себя в руки, Моника.

Она взяла со стойки тетрадь, завершившую полный цикл. Ей пришло в голову, что почти все прочли ее историю, но она не читала их, за исключением истории Джулиана. Это казалось несправедливым. Она налила себе еще чая и принялась за чтение.

Хазард позвонил в дверь квартиры Моники. Было почти десять часов, позже, чем он собирался зайти, но он два раза менял решение – идти, не идти. Он по-прежнему не был уверен, что поступает правильно, но трусом он точно не был. В домофоне послышался тонкий голос:

– Кто там?

Слишком поздно отступать.

– Э-э, это Хазард, – сказал он, чувствуя себя современным Ромео, который пытается объявить Джульетте о своей любви.

Если бы только вместо переговорного устройства у нее был балкон.

– А-а, это ты. Господи, что тебе нужно?

Это был явно не Шекспир. И даже не радушный прием, на который он рассчитывал.

– Мне очень нужно с тобой поговорить, Моника. Можно мне подняться?

– Не понимаю зачем, но если тебе нужно.

Она нажала кнопку входной двери, и он толкнул дверь, а потом поднялся по лестнице к ней в квартиру.

У него осталось только смутное воспоминание о квартире Моники с той ночи, которую он провел здесь после скандальной свадьбы. Теперь он с ясной головой вникал во все детали. Все было так, как мог ожидать любой, знающий Монику. Аккуратно и чисто, в относительно традиционном стиле, со стенами светло-серого цвета, минималистской мебелью и полированными дубовыми полами. Было, однако, несколько предметов, выявлявших неожиданный вкус, свойственный Монике: лампа в форме фламинго, антикварный манекен, используемый как вешалка для пальто, потрясающая картина Дэвида Боуи, занимающая всю стену. Снизу, из кафе, просачивался слабый запах кофейных зерен.

Моника совсем не рада была видеть его. Время явно не подходило для важного заявления. Отказ от своих слов! Какую еще причину позднего появления он может назвать? Думай, Хазард!

В этом нет толку, он должен действовать.

– Ну и что? – спросила Моника.

– Э-э, Моника. Я хотел рассказать, как я к тебе отношусь, – сказал он, расхаживая взад-вперед по комнате, поскольку нервничал и не мог усидеть на месте, да к тому же его не пригласили сесть.

– Я в точности знаю, как ты ко мне относишься, Хазард, – ответила она.

– Знаешь? – смущенно спросил он.

Может быть, все будет проще, чем он думал.

– Угу.

Она такая напряженная, что это обескураживает до ужаса.

– Это наводит тебя на какие-то мысли?

Только тогда он заметил у нее в руках тетрадь. Она читает его историю.

– Или как насчет этого: «Она заставляет меня думать, что я делаю что-то не так. Она относится к тем людям, которые ставят все банки в кухонном шкафу наклейками наружу, а все книги на полках – в алфавитном порядке». А я-то удивлялась, почему ты на днях спросил меня о моих чертовых банках!

– Моника, перестань. Выслушай меня, – начал Хазард, видя, как его мечты разбиваются, словно в замедленной съемке автомобильной аварии.

– О-о, я не перестану, не прочитав самого лучшего куска! «В ней чувствуется безысходность, которую я могу преувеличивать в воображении, поскольку прочитал ее историю, но это вызывает у меня желание бежать без оглядки». – И она швырнула в него тетрадь.

– Ты уже во второй раз швыряешь мне предметы в голову. В прошлый раз это был фиговый пудинг, – уклонившись, сказал он.

Все пошло не так, но, боже, как она великолепна в гневе, сгусток энергии и праведного негодования. Ему надо заставить ее слушать.

– Давай, Хазард. Беги без оглядки, блин! Я тебя не держу!

– Когда я это писал, я тебя не знал.

– Конечно ты меня не знал. Так почему ты возомнил, что можешь судить о моих кухонных шкафах, твою мать!