Монгол - Тейлор Колдуэлл

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 67 68 69 70 71 72 73 74 75 ... 140
Перейти на страницу:

«Приветствую тебя, мой уважаемый отец! Прошло много месяцев с тех пор, как я сидел рядом с тобой, но мне кажется, что миновало уже несколько лет. Я смотрю на пустыню и вспоминаю то чудесное время, что я проводил с тобой».

Начав читать послание, Тогрул-хан нахмурился, с отвращением поглядел на завернутую в шелк голову и оттолкнул ее в сторону ногой. Он продолжил читать письмо, и по мере того как он читал, заострились черты его лица, будто он сразу постарел.

«Ты поверил в меня, и я не обманул твоих ожиданий. Твоя власть и слава исходят от твоего понимания людей. Отец мой, ты все обо мне знаешь! Теперь я правлю Северным Гоби, и это только начало.

Тебе известно, что твои караваны, в безопасности. Их не захватывают грабители, потому что я охраняю их. Последний твой подарок великолепен! И я тебе за него благодарен.

Я посылаю тебе голову моего родственника, Таргютая, как символ того, что меч тайджутских бандитов, убийц и грабителей был разломан и новые караванные пути могут проходить через их прежние земли».

Тогрул-хан начал размышлять над тем, как относиться к приятному сюрпризу. Новые пути помогут уменьшить время на переходы караванов, купцы получат охрану, а кроме того, новые рынки для товаров. А в его ханских сундуках будут копиться новые богатства. Хан рассеянно взял сладости из золотой с эмалью чаши, стоявшей рядом, и с удовольствием начал жевать.

— В этом что-то есть, — задумчиво протянул он. — И тем не менее…

Тогрул-хан продолжил чтение:

«Часто караваны с трудом избегают нападения, но когда вокруг распространяется слух, что эти караваны находятся под охраной Темуджина, грабители удирают, как пыль по ветру, с воплями страха. Мое имя равно тысяче воинов, которые сопровождают с твоей стороны караваны и всех остальных, кто поверил в мою помощь и вознаграждает меня за это.

Отец мой, я приветствую тебя и жду от тебя приказаний. Твой сын Темуджин».

Тогрул-хан глубоко задумался, прочитав письмо, а потом снова взглянул на серебряную корзину с головой Таргютая. Он поморщился, пнул корзину ногой и приказал слуге:

— Убери! И еще… Наполни корзину серебряными монетами. Нет, положи туда половину серебра, а половину — золота, жемчужное ожерелье, завернутое в пять локтей серебряной парчи, вышитой бирюзой. Это для жены Темуджин хана. Прикажи, чтобы ко мне пожаловал на закате писец для записи письма моему благородному сыну Темуджину.

Слуга низко поклонился и собрался уходить, но Тогрул-хан добавил:

— Для моего сына мы отправим стадо в триста жеребцов и сопровождение для гонца. Сто пятьдесят жеребцов черного цвета, а сто пятьдесят — белого.

Слуга подумал, что подобный подарок достоин настоящего принца, покинул прохладные богатые апартаменты старого Тогрул-хана.

Холодные зимние месяцы тот проводил в одном из крупных караитских городов. Его снова мучили боли в ногах, и он прихрамывал, когда бродил по небольшому дворцу. Ранее он принадлежал разорившемуся персидскому богачу. Тот обожал женщин и азартные игры. Дворец был построен из белого мрамора и отличался особой красотой. В зеленых садах со множеством цветов росли мощные деревья и тянулись к небу пальмы. В них были разбиты изумрудные пруды, над которыми висели белые мостки. Это были сады поэта! Шелковые навесы позволяли сидеть в тени даже в самый жаркий день, а в воздухе неумолчно звучало пение фонтанов и звонкий смех женщин из гарема. Тогрул-хан обожал черных пушистых котов и мохнатых серых «персов». Они бегали повсюду, и за ними тщательно ухаживали рабы. Один из таких котов, огромный и серый, как мягкое облачко, лежал у ног Тогрула, пока старый хан восседал на шелковых подушках в своей прохладной комнате. Старые высохшие ноги хана покрывали меха и шерстяные покрывала и рядом отдавала тепло жаровня. Слуга время от времени бросал туда горсти мирра и других благовоний. Комната была большой и светлой, белые и черные мраморные квадраты узором покрывали пол, давали тусклый отблеск. За ханским ложем выстроились колонны из белого камня, воссоздавая старую греческую элегантность. Колоннаду освещало солнце, его свет превращался в пронзительно яркий золотой занавес, сквозь который просвечивало насыщенное синее небо. Старик, сидя на подушках, видел вершины зеленых деревьев, ему нравилось наблюдать за тем, как они покачиваются и блестят на солнце от движения ветерка, слышать доносившийся веселый смех резвившихся в саду женщин.

Помещения отделялись друг от друга плотными занавесями из алого шелка с золотыми кистями. За спиной хана стояла красивая темнокожая рабыня. В гибкой руке у нее был зажат огромный веер из страусовых перьев, и она плавно им покачивала, чтобы дым из жаровни и мухи не досаждали ее хозяину. На гладком мраморном полу в такт ее движениям покачивалось отражение девушки, слегка поблескивали драгоценные камни, которыми была украшена ее прозрачная одежда. Иногда она двигала ногой, и тогда нежно позвякивали маленькие золотые колокольчики на лодыжках.

Комнату заполняли резные сундуки и тяжелые столики из тика, мягкие диваны, крытые шелком, и поставцы из слоновой кости и черного дерева. На одной из мраморных стен висел любимый крест Тогрул-хана. Огромный, из золота, с вычурной резьбой. Сегодня он чувствовал себя христианином, принимал богатого епископа-несторианца, обсуждал с ним положение тех своих подданных, которые исповедовали религию несторианцев, хотя только вчера во время визита одного мелкого султана оставался преданным сыном ислама. Тогрул-хан вспомнил, что и завтра ему снова придется быть мусульманином, потому что прибудут первые посланцы калифа Бухар, чтобы окончательно договориться о свадьбе Азары, которая должна состояться через четыре недели. Тогрул приказал бронзовой рабыне задвинуть алый занавес, отделявший его от колоннады, поскольку направление ветерка изменилось, потянуло прохладой на его лысый пожелтевший череп. Рабыня повиновалась, он откинулся на подушки и углубился в размышления.

Наконец Тогрул хлопнул в ладоши, и звук получился сухой и нетерпеливый. В покои вошел и коснулся головой пола у ног старика огромный, жирный, обнаженный до пояса евнух. На серебряном поясе у него болтался кривой кинжал.

— Пусть мой сын Талиф придет ко мне!

Талиф был старшим и любимым сыном Тогрула, первенцем главной и любимой его жены. Талиф вошел в покои отца. Это был высокий, сухощавый, молодой темнокожий человек с узкой головой, покрытой гладкими волосами. Он имел хитрое лицо священника и считал себя великим поэтом, заимствуя для своих сочинений строки из поэзии Омара Хайяма.[9]Наряд Талифа был изысканным и немного женственным, а руки его украшало огромное количество колец. Он не страдал от излишней стыдливости и был очень злым и весьма хитрым и увертливым. Тогрул-хан прощал ему поэзию и наряды, сын нравился отцу своей жадностью и проницательностью. Старик, как ни старался, никогда не мог его обмануть.

Тогрул знаком приказал сыну, чтобы тот сел, и даже сам налил ему в хрустальный бокал приправленного специями вина. Пока сын пил, старик любовался им. Ему нравилось его темное узкое лицо, живые, бегающие, черные, глубоко запавшие в глазницы глаза и узкий лоб. На впалых щеках Талифа пролегли глубокие морщины, делавшие его лицо более умным и сдержанным. Казалось, что он перенес сильные страдания. Даже когда ему было хорошо, его тонкие губы постоянно кривились в жестокой циничной ухмылке.

1 ... 67 68 69 70 71 72 73 74 75 ... 140
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?