Великая Армия, поверженная изменой и предательством. К итогам участия России в 1-ой мировой войне - Виктор Устинов

И у нас нет ни одного доказательства личных переговоров Николая II с председателем правительства князем Голицыным, с председателем Государственной думы Родзянко и, наконец, со своим младшим братом, великим князем Михаилом Александровичем. Хотя, как утверждают военные Ставки, в апартаментах царя был особый телефон для прямых переговоров с Петербургом. Но кто контролировал его?

Все это проходит как бы мимо царя, а на самом деле все эти дни Николай II был умышленно отстранен от правдивой информации о положении дел в столице своим близким окружением. Если ему что-либо тревожное и сообщал начальник штаба генерал Алексеев в присутствии министра императорского двора графа Фредерикса, то последний имел такое влияние на царя, что его мнение и оценка всех событий была решающей.

Воейков все эти дни действовал. Один из лучших батальонов охраны царя, составленный из георгиевских кавалеров, отличившихся в боях с немцами и австрийцами, был отправлен с генералом Ивановым в Царское Село для подавления революционных выступлений, где он оказался ненужным. Военный министр Беляев накануне волнений в Царском Селе вывел из этого гарнизона ряд верных царской семье частей, о чем он уведомил Ставку[457]. Начальник царского поезда, очень верный Николаю II офицер, был отправлен в отпуск, надежный царский персонал был тут же заменен другими людьми, подобранными генералом Воейковым. Все готовилось для запланированного отстранения Николая II от власти и возложения короны на несовершеннолетнего Алексея, при регентстве великого князя Михаила Александровича.

Утром 27 февраля совет думских старейшин, «ознакомившись с указом о роспуске, постановил: Государственной думе не расходиться, всем депутатам оставаться на своих местах»[458]. Родзянко отправляет вторую телеграмму царю: «Работа Государственной думы указом Вашего Величества прервана до апреля. Правительство совершенно бессильно подавить беспорядок. На войска гарнизона надежды нет. Запасные батальоны гвардейских полков охвачены бунтом. Убивают офицеров. Примкнув к толпе и народному движению, они направляются к дому Министерства внутренних дел и Государственной думе. Гражданская война началась и разгорается. Повелите немедленно призвать новую власть на началах, доложенных мной Вашему Величеству во вчерашней телеграмме. Прикажите вновь созвать законодательные палаты. Издайте об этом высочайший манифест. Государь, не медлите. Если революционное движение перебросится в армию, п о б е д я т н е м ц ы, и гибель России, а с ней и династии, неминуема. От имени всей России прошу Ваше Величество об исполнении изложенного. Завтра может быть уже поздно. Председатель Государственной думы Родзянко»[459].

Обстановка в Петрограде была доведена до крайности, но докладывавший эту телеграмму царю министр двора граф Фредерикс, один из главных участников заговора по отстранению Николая II от власти, высказал мнение, что Родзянко «усложняет проблему». Царь согласился с этим мнением и, как обычно, вместе со своей свитой отправился на автомобилях в загородную прогулку.

Последнее заседание правительства состоялось поздно вечером 27 февраля, когда все министры жили в страхе и ожидании ареста и уповали еще получить хоть какой-либо ответ от императора на телеграмму, отправленную царю днем премьером Голицыным[460]. В этой телеграмме Голицын сообщал императору, что правительство объявило столицу империи на осадном положении, и просил назначить во главе оставшихся верных войск одного из военачальников действующей армии с популярным для населения именем. Далее князь указывал, «что Совет министров не может справиться с создавшимся положением, предлагает себя распустить, назначить председателем Совета министров лицо, пользующееся общим доверием, и составить ответственное министерство»[461]. Телеграмма от царя пришла, но, прочтя ее, министры окончательно сникли — царь требовал от них действенной и энергичной работы, выполнять которую многие из них не хотели и не могли. «Лично вам, — писал Николай Голицыну, — предоставляю все необходимые права по гражданскому управлению. Относительно перемен в личном составе при данных обстоятельствах считаю их недопустимыми»[462].

Прав и возможностей у правительства по наведению порядка в столице было много, и еще ничего не было исчерпано из тех многочисленных мер, которое оно могло принять для успокоения народных масс в городе и наведения порядка в воинских частях. Все меры не были использованы только потому, что в недрах самого правительства не было единства и согласованности действий, а часть министров откровенно желала распада правительственной власти как плату за то, что власть им была предоставлена немецкой партией на время, какое она сочтет нужным для развала страны. Первым надломился и струсил председатель правительства Голицын, подавший прошение об отставке и не дождавшийся его утверждения царем, за ним заявления с той же просьбой подали другие министры, а Протопопов «заболел»[463]. Сложив с себя полномочия, министры оставались на своих местах, ни во что не вмешиваясь и ни на что не влияя, словно хотели «обеспечить себе ретираду на обе стороны: если победит революция — они уже в отставке, если верх одержит царь и полиция, — они усмиряли и в праве рассчитывать на награды»[464]. У правительства распутинских ничтожеств не хватило даже мужества убежать. Оно спряталось и выжидало. Молчал и царь. Государственный совет подчинился указу о роспуске; в нем всегда существовала сильная пронемецкая фракция, и она сейчас действовала.

Военного управления тоже не существовало. Распоряжение правительства о введении в городе осадного положения так и не было выполнено, потому что в министерстве финансов не нашлось средств на бумагу, на клей и на рабочих-расклейщиков. Военный министр Беляев и командующий войсками округа Хабалов с несколькими верными подразделениями и кадетами, спасаясь от восставших рабочих и солдат, заняли вначале для обороны дворец градоначальника, потом Адмиралтейство, а затем переместились в Зимний дворец. В свой фамильный дворец, под защиту верных войск, были приглашены все великие князья, но никто из них даже не откликнулся на этот призыв. В думу прибыл великий князь Михаил Александрович, вызванный Родзянко из Гатчины.

27 февраля думские лидеры предложили великому князю Михаилу до приезда Николая II из Ставки сформировать Временное правительство из общественных деятелей во главе с каким-нибудь «примерным генералом». Это было похоже на диктатуру, но тогда другого выхода не было. Он медлил, вел переговоры с Голицыным, с военным министерством, но самостоятельного решения не принимал[465]. Великий князь Михаил так и не определился со своей позицией и был похож на испуганного обывателя, скрывавшегося на квартире своего родственника, князя Путятина.