Человек без собаки - Хокан Нессер

— Но ты хотя бы подумай…

— Эбба, дорогая, ну пожалуйста! Неужели ты считаешь, что я не думала об этом? Да я ни о чем другом не думаю с той самой ночи. Я сама тысячу раз задавала себе этот вопрос.

— Я понимаю… А о чем вы говорили?

— С кем?

— С Хенриком. О чем вы говорили в ту ночь?

— Обо всем понемногу.

— Обо всем понемногу?

— Да.

— Ну, например?

— Об Упсале… Мне не нравится, что ты меня допрашиваешь, Эбба.

Комок в горле лопнул. Эбба разразилась глухими бесслезными рыданиями.

— Тогда скажи, что мне делать! Кристина… скажи, что мне делать! Если ты не хочешь мне помочь, скажи! Скажи, что мне делать!

Кристина, помедлив секунду, посмотрела ей в глаза.

— Я не могу тебе помочь, Эбба. Не не хочу, а не могу, — сказала она медленно и раздельно, как будто обращалась к ребенку. — Хенрик ничего не сказал и ничего не сделал, что могло бы объяснить его уход. Почему я должна что-то от тебя скрывать? Прошу тебя, объясни: почему я должна что-то от тебя скрывать?

— Не знаю… — Эбба немного успокоилась. — Конечно не должна. И наверняка не скрываешь…. Вы говорили… обо мне?

— О тебе?

— Обо мне… или вообще о наших семейных отношениях. Может быть, он поведал тебе что-то, что не решался высказать мне? Что-то для меня нелестное… Кристина, умоляю тебя — это совершенно не важно, я могу выслушать все что угодно, лишь бы найти хоть маленькую зацепку…

— Мы не говорили о тебе, Эбба. Мы вообще не касались семейных тем.

— Упсала… что вы с ним говорили об Упсале?

— Он рассказывал о занятиях… как он живет… ну и тому подобное.

— А Йенни?

— По-моему… нет, точно, он называл это имя.

— И?

— Мне не показалось, что это что-то серьезное.

— А ты знаешь, что полиция не нашла девушки с таким именем?

— Да… нет! Что ты имеешь в виду?

— Они не нашли никакой Йенни.

— Вот как?

— Странно, не правда ли?

— Что тут странного?

— У него не был записан даже ее телефон.

— Еще раз: куда ты клонишь, Эбба?

— Да никуда я не клоню! Просто мне кажется это странным.

— Ты думаешь, что эта Йенни имеет какое-то отношение к исчезновению Хенрика?

Эбба сделала неопределенный жест плечами:

— Не знаю… — Голос у нее был совершенно убитый. — Я ничего не знаю. Все это так странно… непостижимо и жутко.

Кристино вздохнула:

— Эбба, дорогая, все это ни к чему не приведет. Ты сама себе устраиваешь пытку. Ты совершенно правильно сказала: непостижимо. Тогда было непостижимо, и так же непостижимо сейчас. Как ты не понимаешь, копаться во всем этом нет никакого смысла. Мы должны двигаться дальше… с теми, кто с нами остался. Если мы когда-нибудь узнаем, что случилось с Хенриком и Робертом, то не потому, что мы сами до этого докопаемся. Это дело случая. И лучше направить свою энергию на то, чтобы идти вперед, а не пятиться назад.

— Это значит, ты не хочешь мне помочь?

— Я не могу тебе помочь, пойми ты это! Не могу!

— Хорошо… впрочем, что тут хорошего… А что ты сама думаешь? Пожалуйста, поделись со мной. Как ты думаешь, что случилось с Робертом и Хенриком?

Кристина откинулась в кресле и уставилась на сестру. Что это, попыталась Эбба прочитать ее мысли. Сострадание? Отстранение? Мука?

— Я не знаю… я совершенно ничего не знаю.

— Они живы? Как ты думаешь, хоть кто-то из них… жив?

Голос ее не слушался, и последние слова она произнесла почти шепотом, отчего они прозвучали особенно страшно.

Кристина с тем же странным выражением глаз вцепилась обеими руками в подлокотники кресла. Казалось, она не может решиться сказать, что она думает. Потом глубоко вздохнула и обмякла:

— Я думаю, они погибли, Эбба. Глупо на что-то надеяться.

Несколько секунд тишины.

— Спасибо, — сказала Эбба. — Спасибо, что согласилась со мной поговорить.

Она смотрела в окно на удаляющуюся фигуру сестры. И даже после того, как за Эббой закрылась калитка и она свернула на Муссеронвеген, Кристина не могла сдвинуться с места. Она чувствовала, как ледяная волна поднимается от ступней, неумолимо распространяется по всему телу… внезапно резко сузилось поле зрения, за спиной открылась бездна, и она полетела затылком вперед в бесконечный горизонтальный туннель… за секунду до того, как потерять сознание, она все же успела согнуть колени и наклониться вперед. Это смягчило падение.

Во всяком случае, Кристина не ушиблась. Вечность спустя она очнулась на плиточном полу холла. Еле успела доползти на четвереньках до туалета, и ее начало рвать. Приступы рвоты следовали один за другим, ее буквально выворачивало наизнанку; ей казалось, что за содержимым желудка сейчас последуют кишки, внутренности, сердце… а потом и сама ее жизнь окажется в унитазе, исторгнутая в очередном пароксизме рвоты.

И ее еще не рожденный ребенок.

Но этого она допустить не могла. С трудом встала. Плеснула в лицо холодной водой, причесалась и посмотрела в зеркало.

Я выдержала, с удивлением подумала она. Я выдержала. Я сумела…

Она вернулась на веранду и собрала посуду.

Выбросила орхидею в мусорное ведро и отнесла в контейнер. Никаких следов остаться не должно.

Вечерние таблоиды просто задыхались от счастья.

РАСЧЛЕНЕННАЯ ТЕЛЕЗВЕЗДА, —

заходилась в истерике рубрика в одной из них,

ДРОЧИЛА РОБЕРТ В МОРОЗИЛЬНИКЕ, —

с извращенным наслаждением трубила другая. Всей этой жуткой, леденящей душу истории было посвящено шестнадцать страниц. Убогое шоу «Fucking Island», давным-давно канувшее в прошлое, вновь оказалось в центре внимания публики. Кому-то в радость, кому-то в назидание, кому и во что — не догадаешься. Эпидемия копрофилии,[56]подумал Барбаротти. Поднять бы цены раз в десять на эти таблоиды и глянцевые журналы, чтобы они стали доступны только истинным ценителям…

Широко обсуждалась также еще одна печальная новость с корнями на «Fucking Island». Оказывается, у мисс Хельсингланд, которая девять месяцев назад, ко всеобщему удовольствию, получила три с лишним миллиона крон на двоих за публичную случку с хоккейным жеребцом Гурканом Юханссоном (плод этой случки должен был появиться на свет со дня на день), — так вот, оказывается, у мисс Хельсингланд еще в феврале произошел выкидыш. К тому же Гуркан под шумок сбежал к двадцатилетней звезде тяжелого рока из никому не известного городка Шене. Звезда эта была так богато украшена татуировкой, что ее многочисленные любовники всегда сомневались, голая она или на ней все же что-то надето.