Рыцарь - Биби Истон

– Можно, я у тебя спрошу? А он это… Поднять-то его еще может?

Чего?

Я обернулась и прищурилась:

– Какого хрена ты имеешь в виду?

Дебил Джейсон поднял руки и сказал:

– Без обид. Мне просто интересно. При том количестве роидов, что он жрет, я думал, его яйца уже должны скорчиться, как изюм.

– Роидов? В смысле – стероидов?

Идиот хихикнул и сказал:

– Ну да. Не говори, что ты не знала. Твой приятель сидит на той же дряни, что и профи. Да полкоманды на них сидит. Я тоже думал попробовать, но член жалко, он у меня красивый.

Может, он и еще что-то говорил, я уже не помню. Я была слишком занята, пытаясь хоть что-то разглядеть сквозь ослепившую меня ярость. Стероиды. Рыцарь жрал чертовы стероиды. Это отлично ложилось в картину – злоба, припадки ярости, взрывной темперамент, мускул на мускуле, – но после всего того, что он мне нес насчет наркотиков? После всех его рассказов о том, что его мама принимает наркотики, о своей истории с насилием, он вот так идет и начинает жрать вещества, которые увеличивают агрессию?

Был ли он на них, когда чуть не придушил Тони?

Был ли на них, когда разбил Лансу морду?

Был ли на них, когда почти переломал мне пальцы и скинул меня с пожарной лестницы?

Был ли на них, когда убил человека и пытался обвинить в этом меня, потому что я «сделала его слабым»?

Звонка с урока еще не было, но я собрала вещи и вышла из класса. Хватит прятаться. Хватит убегать. Хватит бояться. В моих венах бурлило, оглушая, сплошное «иди на хрен!», когда я мчалась по коридору Д в сторону класса, где был последний урок у Рыцаря.

Когда прозвенел звонок, я стояла под дверью его класса. В груди было тесно, по коже бегали мурашки. Рюкзак и сумку я заранее кинула на пол, на случай, если мне придется драться или бежать.

Нет, не на случай. Когда.

Едва Рыцарь вышел из класса, его глаза зомби тут же впились в мои, и из них вырывалась чистая, неприкрытая злоба. Он стал гораздо крупнее, чем раньше. Я не видела его так близко несколько недель, и изменения были выдающимися. Его шея стала просто сплошным потоком стекающих на плечи мышц, а рукава майки едва не рвались на раздувшихся бицепсах. Джейсон-футболист был прав – Рыцарь всерьез жрал чертовы стероиды.

Но при виде него из меня как будто выпустили воздух. Я ожидала, что буду в ярости. Я не думала, что мое сердце снова расколется на куски. Мозгами я понимала, что должна его ненавидеть. Этот двуличный засранец просто любил издеваться надо мной и пускать мне кровь. Но мои руки не желали этого сознавать. Им просто хотелось погладить пушистую башку. Ногам до дрожи хотелось обхватить его вокруг талии. А сердце просто умоляло меня еще раз прижаться к его сердцу.

Прежде чем я смогла собраться с духом и напасть, Рыцарь опередил меня. В долю секунды он навис надо мной с криком:

– Ты с ним трахалась? Да? Ты у него сосала, Панк?

Черт, только не это.

Меня накрыло. Заразная ярость Рыцаря окружила меня и, смешавшись с моей собственной, породила во мне что-то такое мощное и разрушительное, о существовании чего я и представления не имела. Я словно сошла с ума. Стала одержима.

Толкнув Рыцаря в грудь с такой силой, что он отшатнулся от меня на полметра, я заорала в ответ:

– Я? А как насчет тебя с Энджел?

– А что насчет Энджел?

Вокруг нас, хотя и на безопасном расстоянии, начала собираться толпа учеников, а учителя попрятались по классам и закрыли двери.

– Я уверена, ты ее трахаешь, вот что. Тревор всего лишь несколько раз подвез меня, чтобы я не торчала под дождем. А вот ты, небось, каждый вечер катаешься на своей Энджел!

Я ткнула пальцем в его каменную грудь, пытаясь выглядеть спокойной, но мои руки так тряслись, что со стороны, наверное, казалось, будто у меня припадок эпилепсии.

Рыцарь громко и злобно захохотал, а потом сказал издевательским тоном, которого я ни разу не слышала от него:

– Ага, Панк. Я трахаю Энджел. Обычно я делаю это по-собачьи, чтобы намотать на руку ее длинные светлые волосы и засунуть ей еще глубже.

Злые слезы застили мне глаза. Руки сжались в кулаки. Я думала, что уже испытала агонию. Но я даже представления о ней не имела. Слова Рыцаря пронзали меня насквозь. Вспарывали меня. Я практически услышала, как мое сердце вырывается сквозь эти раны из груди и падает с мокрым шлепаньем на пол. Все пялились на этот дрожащий, окровавленный орган у моих ног, но никто не пришел мне на помощь. Просто стояли вокруг и ждали смертельного удара.

Вместе с сердцем меня, очевидно, покинул инстинкт самосохранения. Мне надоело быть жертвой. Надоело бояться. Надоело держать язык за зубами. Если Рыцарь решил убить меня на месте, по крайней мере, я тоже нанесу свой удар.

– Да что ты? – выплюнула я в ответ. – Я удивляюсь, что у тебя вообще еще стоит. При всех-то стероидах, которые у тебя в крови?

Бум! Получи, фашист, гранату!

Шок на лице Рыцаря распалил меня. Я ранила его, и мне хотелось успеть повернуть нож в ране, прежде чем Рыцарь опомнится.

– Ты погляди на себя – принимаешь наркотики, от которых злишься, спишь со всякой дрянью и обижаешь единственного человека, которому на тебя не насрать. Да твоя мама может тобой гордиться!

Внезапно мое горло стиснула рука, спину прижало к стене, а носки ботинок оторвались от пола. Я забрыкалась, борясь за воздух, за то, чтобы сфокусировать взгляд на лице чудовища, за то, чтобы ударить его. Чтобы понять, что он говорит.

– Повтори! Повтори, сука! – орал он мне в лицо.

В моем мозгу всплыло, что, когда я впервые увидела Рыцаря, он орал эти же самые слова маленькому напуганному скейтеру на парковке.

Я попыталась заставить себя вернуться к реальности, бороться, царапаться, пинаться, но мои руки слишком отяжелели. Ноги стали словно свинцовыми. Веки больше не поднимались, а потом в какой-то момент вообще все исчезло. Вокруг меня заплясали звездочки, и я погрузилась в блаженную пустоту.

Где-то вдалеке раздался звук захлопывающейся двери, который вырвал меня из мерцающей тишины. Я медленно осознала, что лежу на холодном кафельном полу. Не открывая глаз, я попыталась установить связь с собственным телом.

Что болит? Все…

Открыв глаза, я увидела десятки ботинок, направленных носками в мою сторону.

Пара заботливых рук обхватила меня и помогла мне сесть. Моя голова, казалось, вот-вот взорвется. Или уже взорвалась. Мне было больно глотать. И дышать. Когда я села, у меня заныл копчик. А к локтю было страшно притронуться. Передо мной сгустилось лицо Августа. Он стоял, наклонившись ко мне, и осторожно прикасался к моей шее. Его брови были нахмурены, а губы плотно сжаты. Август был зол. Я никогда в жизни не видела его таким злым.