Дочь палача - Оливер Петч

— Так или иначе, с этим делом покончено.

— Покончено? — Молодой догнал его, схватил за плечо и развернул к себе. — Что значит «покончено»? Можно продолжить поиски. Я еще не все заплатил солдатам. Добавим несколько гульденов — и они тут все с землей сровняют и будут рыться здесь как свиньи. Клад где-то здесь. Я… я чувствую!

— Покончено, чтоб тебя! — Старик чуть ли не с отвращением стряхнул руку со своего плеча. — Площадку сторожат. Тем более ты уже и так много шума поднял. Лехнер знает про твоих солдат. А палач с этим Фронвизером тебя почти сцапали. Они всюду рыщут, даже у священника были… С делом покончено — раз и навсегда!

— Но… — Молодой снова схватил его.

Старик недовольно покачал головой, опять схватился за бок и громко застонал.

— У меня и без того забот по горло. Из-за твоих солдат завтра в город приедет граф со своими людьми. И нам, судя по всему, светит новый большой процесс. Снова загорятся костры, и Шонгау придет конец. А все из-за тебя, проклятый ты дурак! Мне стыдно. За тебя и свой род. А теперь пусти, мне нужно идти.

Старик двинулся прочь, и молодой остался стоять на изрытой площадке. На блестящую кожу сапог налипла грязь. На него накатил приступ бешенства. Он не сдастся! Он еще всем покажет.

Некоторые из строителей махали ему, и он кивал в ответ. Они не могли разглядеть его лицо, словно окаменевшее от ярости.

Понедельник, 30 апреля 1659 года от Рождества Христова, 2 часа дня

Симон пробежал с Анной Марией по Куриному переулку к Речным воротам и понесся дальше по Кожевенной улице. Новость, что с Магдаленой могло случиться несчастье, придала ему прыти, какой он сам от себя не ожидал. Вскоре молодой лекарь оставил жену палача позади. Сердце бешено колотилось, во рту снова появился металлический привкус, но он не останавливался, пока не добежал до дома Куизля. Все купалось в лучах полуденного солнца. Царившую вокруг тишину нарушало лишь пение зябликов среди яблонь и далекие крики на пристани. На скамейке перед домом никого не было, дверь стояла открытой настежь. Под одной из яблонь одиноко висели качели и тихо скрипели на ветру.

— Господи, дети! — Анна Мария нагнала Симона. — Только бы еще и дети не…

Не договорив, она пробежала мимо него в дом. Юноша вошел за ней следом. В комнате они увидели двух пятилетних ангелочков, усевшихся в луже молока. Рядом валялся разбитый кувшин. Они как раз залезли пальцами в горшок с медом. Оба близнеца были белыми с головы до пят. Только теперь Симон заметил опрокинутый бочонок с мукой.

— Георг, Барбара, что вы такое…

Вообще, она собралась уже разразиться руганью, но слишком велико было облегчение, что близнецы остались невредимы, и она рассмеялась. Однако быстро подобралась.

— Быстро наверх по своим кроватям. И чтоб в течение часа я вас тут не видела. Поглядите-ка, что натворили!..

С виноватыми лицами близнецы поплелись наверх. Анна Мария принялась собирать осколки и вытирать молоко. Между делом она еще раз рассказала Симону, что случилось.

— Я пришла домой. А он тут сидит на лавке, как каменный. Я спросила, что случилось, а он лишь сказал, что Магдалена пропала. Что дьявол ее похитил. Боже мой, дьявол…

Женщина небрежно выбросила осколки в угол и прижала к губам ладонь. Из глаз потекли слезы, и она села.

— Симон, скажи мне, что все это значит!

Симон долго смотрел на нее и ничего не отвечал. Мысли вихрем проносились в голове. Он хотел вскочить и действовать, но не знал, что делать. Где Магдалена? И где палач? Последовал за ней? Может, он знал, куда дьявол потащил Магдалену? И чего дьявол добивался этим?

— Я… я не могу сказать точно, — пробормотал он наконец. — Но думаю, что человек, на совести которого убитые дети, похитил Магдалену.

— О, господи! — Анна Мария закрыла лицо руками. — Но почему? Зачем? Что нужно ему от моей девочки?

— Полагаю, так он хочет надавить на твоего мужа. Хочет, чтобы мы прекратили его преследовать. Чтобы оставили в покое.

Жена палача взглянула на него с надеждой.

— И если вы сделаете, как он велит, то он отпустит Магдалену?

Симон с радостью кивнул бы, утешил ее и сказал бы, что Магдалена скоро вернется. Но не мог. Вместо этого он встал и направился к двери.

— Он освободит ее? — В голосе Анны Куизль слышалась отчаяние, она чуть ли не умоляла.

Симон не оборачивался.

— Не думаю. Этот человек болен и жесток. Он убьет Магдалену, если мы не найдем ее прежде.

Он спешно направился через сад обратно к городу и услышал, как за спиной заплакали близнецы. Они спрятались на лестнице и тайком подслушивали. Хоть дети и не могли пока ничего понять, но чувствовали, что случилось нечто ужасное.

Сначала Симон бродил по переулкам кожевенного квартала, потом пошел вдоль реки. Необходимо было упорядочить мысли, и вялое течение Леха ему помогало. Возможностей существовало всего две. Он либо отыщет укрытие, где дьявол держит Магдалену, либо выяснит, кто нанял дьявола. Если он найдет заказчика, тот, возможно, сумеет вернуть похищенную. При условии, если она еще жива…

Симон содрогнулся. При мысли, что его любимая, возможно, плывет где-то по реке с перерезанным горлом, он терял всякую способность думать. Нельзя допускать подобных мыслей. Тем более, что это не имело никакого смысла. Магдалена была козырем в руках дьявола, и он не скоро этот козырь выложит.

Симон понятия не имел, где дьявол мог спрятать Магдалену. Но он мог предположить, где скрывались дети, которые назвали бы ему заказчика. Где-то на строительной площадке. Вот только где?

Где, черт побери?

Симон решил еще раз навестить Шреефогля. Участок все-таки принадлежал его отцу. Быть может, Якоб знал о возможном укрытии, которого они, палач и лекарь, не смогли отыскать.

Через полчаса юноша снова оказался на рыночной площади. Прилавки заметно опустели, до полудня горожане уже купили все, что нужно. Торговки собирали оставшиеся овощи или занимались ноющими детьми, которым приходилось весь день стоять рядом. На земле посреди конского и воловьего навоза валялись жухлые листья салата и гнилая капуста. Люди торопились по домам. Завтра первое мая, и для многих праздник начался уже сегодня[3]. Тем более, что к майским праздникам нужно было подготовиться. В Шонгау, как и в большинстве баварских городов и деревень, завтра будут праздновать наступление лета. Нынешняя ночь принадлежала влюбленным. Симон закрыл глаза. Он и сам хотел провести праздник с Магдаленой. К горлу подступил комок. Чем больше Симон думал, тем сильнее в нем разрастался страх.

Внезапно он вспомнил, что сегодняшней ночью будет еще один, совершенно иной праздник. Как он мог забыть про него! Ночь с тридцатого апреля на первое мая — Вальпургиева ночь! Ведьмы танцевали в лесах и совокуплялись с дьяволом, и не так уж мало людей совершали защитные обряды, рисовали знаки на окнах и посыпа́ли соль под дверью, чтобы уберечься от зла. Была ли все-таки какая-то связь между ужасными событиями и Вальпургиевой ночью? Симон сомневался в этом, однако опасался, что кое-кто из горожан воспользуется подобным предлогом, чтобы расправиться с ведьмой в тюрьме. Времени оставалось все меньше.