Тайны уставшего города. История криминальной Москвы - Эдуард Хруцкий

Ну а через какое-то время дама замечала пропажу камня, но была уверена, что потеряла его.

Попал Буланин под подозрение только в 1915 году, когда выкусил здоровенный, как орех, изумруд у жены французского посланника.

Но тогда, уже уйдя с военной службы, он стал любовником жены великого князя Кирилла Владимировича и, вполне естественно, был близко знаком со всеми действующими лицами пьесы о закате монархии в России.

Поэтому-то Белицкий и поручил задержать его не начальнику Московской сыскной полиции Карлу Петровичу Маршалку, а гению политического сыска и интриг полковнику Мартынову.

Московская охранка взяла Буланина, он был предан суду, лишен всех званий и привилегий и отправлен рядовым на фронт, где и сгинул в сырых окопах под Ригой.

Сгубил бывшего штабс-капитана бриллиантовый дым.

В 1957 году я уволился из армии. Москва, как ни странно, очень изменилась за то время, что я ее не видел. Куда-то подевались многие мои веселые друзья, и вечерний променад по улице Горького стал не таким притягательным, а может быть, мы просто повзрослели. Трудно сказать.

Но с удивительным постоянством по московскому Бродвею продолжали гулять деловые. Магазинщики, бойцы службы быта, комиссионщики.

Их дамы по-прежнему удивляли прохожих роскошными шубами и россыпью бриллиантов.

Драгоценные камни считались в столице лучшим вложением капитала.

Однажды ко мне пришел приятель, которого я знал еще со школьных времен.

– Помоги мне в одном деликатном деле.

– В каком?

– Понимаешь, я женился, живем мы с родителями жены в маленькой квартире, а тут кооператив замечательный в центре подвернулся, но нужно внести все деньги сразу.

– Тебе нужны деньги?

– Нет. Деньги у меня будут, но для этого надо продать одну вещь.

Он вынул из кармана мешочек, в котором во время войны мы носили в школу чернильницы-непроливайки (это был именно тот мешочек, на нем еще оставались ржавые следы чернил того времени), и достал из него широкий золотой браслет, усыпанный камнями.

Он положил его на стол, и моя скромная комната в огромной коммуналке на улице Москвина преобразилась, словно светом каким-то наполнилась.

– Откуда у тебя эта красота? – спросил я.

– Бабушка дала продать. Я пошел в комиссионку, но там за эту красоту дают немного, и знакомые нашли мне купца.

– Понятно. Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой и проследил, как бы тебя не кинули.

– Именно.

– Хорошо. Только вещь дорогая, за нее вполне могут башку пробить. Я возьму с собой еще одного корешка.

Я позвонил своему коллеге по спорту, прекрасному боксеру Андрюше Родионову, и мы втроем отправились на встречу с перекупщиком.

Встретились мы с купцом зимним вечером на улице Неждановой.

Я узнал его. Десятки, сотни раз видел на улице Горького. Высокий красивый блондин с лицом виконта из западных фильмов. Он был всегда дорого и строго одет, ходил один, иногда останавливался поболтать со знакомыми.

Знающие люди говорили мне, что этот человек «ходит по камушкам» и кличка у него Женя Юрист.

Он был высоким, плотным и, сразу видно, физически сильным.

Женя Юрист посмотрел на нас, узнал, конечно, и усмехнулся.

– Вы что, Витя, – обратился он к моему товарищу, – всю сборную по боксу привели?

Мы с Родионовым многозначительно усмехнулись.

– Ну что ж, – сказал мне купец, – вы знаете меня, а я знаю вас, так что возможность кинуть минимальна. Пойдемте.

Мы свернули под арку, вошли в подъезд, спустились в полуподвал и попали в коридор большой коммунальной квартиры.

Здесь было пьяно и шумно. В одной из комнат рыдал аккордеон, гулялась свадьба, как я понял, молодого флотского лейтенанта.

Женя Юрист подошел к двери одной из комнат, открыл, и мы оказались в маленьком тесном помещении.

У окна колченогий канцелярский письменный стол, платяной шкаф, ровесник первой пятилетки, и три венских стула.

Четверо здоровых мужиков с трудом умещались в этой конуре.

– Тесновато? – усмехнулся Женя Юрист.

– Ничего, – находчиво ответил мой друг Андрюша, – в тесноте, но не в Бутырке.

– И то верно. Где вещь?

Виктор достал заветный мешочек и вынул браслет.

Купец сел за колченогий столик, зажег настольную лампу, достал лупу и долго рассматривал браслет.

– Да, та самая вещь.

Потом посмотрел на нас с Андрюшей, втиснувшихся между окном и столом, и спросил:

– А если бы я…

– Не надо было бы этого делать, – широко улыбнулся полутяж Андрюша.

– Я так и понял.

Он подошел к шкафу, открыл его, и мы с изумлением увидели, что он совершенно пуст. Там лежал только сверток, завернутый в газету.

– Считайте.

Я прозвал этого человека ключником. С удивительной точностью он появлялся на улице Горького около полуночи и заканчивал свою прогулку с рассветом. Он словно открывал на ночь и закрывал под утро московский Бродвей.

Женя Юрист оказался человеком не простым, а прямым потомком старинного польского королевского рода. У него была одна из самых звучных восточноевропейских фамилий. Чем он занимался в свободное от фарцовки время, не знал никто. То говорил, что он художник-шрифтовик, потом вдруг стал сценаристом на студии научно-популярных фильмов. Правда, ни одной картины, поставленной по его сценарию, я не видел.

Зато он был весьма информированным человеком в отношении подпольной торговли «розочками».

Однажды днем мы обедали с ним в ресторане «Астория». По дневному времени зал был практически пуст, скучающие официанты сидели в углу за служебным столиком.

И вдруг они встрепенулись, словно кавалерийские кони, услышавшие звук трубы.

В зал вошел высокий и весьма немолодой человек, в прекрасно сшитом, песочного цвета костюме. Он опирался на дорогую трость с затейливой ручкой.

Огляделся и царственно кивнул моему соседу. Манерами он напоминал провинциального актера, играющего короля на сцене Кимрского театра.

– Он что, из треста ресторанов?

– Нет, – усмехнулся Женя, – он просто заряжает половых на всю шоколадку. Знаешь, кто это такой?

– Нет.

– Он когда-то держал весь бриллиантовый бизнес.

– А сейчас?

– В авторитете, но от дел отошел. Дает советы за большие деньги. Зовут его Леонид Миронович, крутой делец, он свое дело начал с блокадного Ленинграда.

Конечно, у Леонида Мироновича была бронь. Зелененькая бумажка, на которой написано, что предъявитель ее освобождается от военной службы как незаменимый специалист.