Зимняя корона - Элизабет Чедвик (Англия)

Сам Генрих сидел за столом, разбирая стопку документов и одновременно беседуя с одним из своих корабелов. У его ног на низком табурете сидела изящная девушка, почти девочка, с нежным румянцем на щеках и безупречной свежей кожей. Легкая вуаль не скрывала ее медно-каштановых кос до пояса. Не отрываясь от дел, Генрих поднес ее руку к своим губам и стал целовать пальчики один за другим. Очередная любовница, подумал Амлен, но откровенное бесстыдство Генриха и молодость девушки неприятно поразили его.

Генрих поднял глаза и заметил Амлена. Еще мгновение его губы оставались прижатыми к девичьей руке, но потом он оторвался от нее.

– Ну наконец-то, – сказал он. – Я ждал тебя вчера. Семейная жизнь сделала тебя неторопливым.

Амлен поклонился. С его мокрых волос капала вода и ручейками текла по его лицу. Ноги в сапогах окончательно закоченели.

– Прошу простить меня, сир. У графини начались роды, и я дожидался их окончания и потом крестил дочь. Надеюсь, задержка на день тебя не очень расстроила.

– Ты становишься слишком самонадеянным из-за новорожденного младенца и к тому же девчонки, – сказал Генрих, но на губах его играла усмешка. – Было бы лучше, если бы твоя супруга принесла тебе сына.

– Не имею ничего против дочери. Я просто рад, что и мать, и дитя в добром здравии. Мы назвали ее Изабеллой, и она уже красавица.

Король добродушно фыркнул:

– Никогда бы не подумал, что увижу тебя таким нежным.

– И я тебя, – многозначительно заметил Амлен.

Генрих с вызовом глянул на него:

– Ты не спрашивал, но я скажу тебе. Эта юная прелестница – Розамунда, дочь Уолтера де Клиффорда.

Амлен знал Уолтера де Клиффорда, но не близко. Это был прагматичный барон с положением и характером.

– Миледи, – поклонился он девушке.

Де Клиффорду очень пригодится сейчас весь его прагматизм. Возможно, он даже рассчитывает на возвышение своей семьи благодаря привязанности Генриха к его дочери.

– Милорд.

Генрих все еще удерживал ее руку, но она приветствовала Амлена, склонив голову.

– Розамунда значит «роза мира», – заметил Генрих, – но она цветет только для меня.

Румянец на щеках девушки загорелся ярче. Она бросила на короля смущенный и при этом кокетливый взгляд, на который Генрих ответил снисходительной улыбкой.

– И у нее ни одного шипа на теле, по крайней мере, я пока не нашел.

Смущение жгло Амлену лицо. Он давно привык к похождениям Генриха, но эти отношения были чем-то бо́льшим, нежели просто плотская связь.

– Я пришел доложить о своем прибытии, как только спешился, – натянуто произнес он, – но, кажется, ты сейчас занят. Разрешишь ли мне удалиться, чтобы я мог отдохнуть и обсохнуть?

– Как пожелаешь, – с небрежным взмахом руки ответил Генрих. – Мы можем поговорить позднее, за ужином.

* * *

Когда Амлен вернулся, чтобы отужинать с Генрихом, тот кормил девицу де Клиффорд курятиной со своей тарелки: брал кусочки мяса и подносил ей ко рту, и она грациозно ела их из его пальцев. При появлении Амлена Генрих услал ее прочь, похлопав поощрительно ниже спины и велев дожидаться в его покоях. Когда она уходила вместе со служанкой, он проводил ее похотливым взглядом.

– Ты сошел с ума? – спросил Амлен. – Я знаю, время от времени ты заводишь любовниц, но сколько ей лет, Генрих? Боже праведный!

– Не надо читать мне проповедей! – отрубил Генрих. – Она принесла в мою жизнь невинность и свежесть; ее не развратила еще придворная жизнь. Я знаю, что она скажет мне правду и не станет интриговать у меня за спиной. Она возвращает мне радость бытия во многих смыслах, о которых ты и не догадываешься!

– Догадываюсь, – ответил Амлен, решивший довести начатое до конца. – То же самое я чувствую по отношению к Изабелле, но она моя жена, она взрослая и зрелая женщина. Это непозволительно – бесчестить эту… эту девочку, сделав любовницей!

Лицо Генриха исказилось гримасой упрямства.

– Может, Розамунда – единственный человек в моей жизни, кто не обворовал и не предал меня тем или иным образом. Она моя, а я всегда забочусь о том, что принадлежит мне.

– Разве я обкрадывал или предавал тебя? – Амлен жестоко обиделся, и это было слышно по его голосу.

– Ты же понимаешь, я не имел в виду тебя.

– Иногда ты ведешь себя так, что очень трудно сохранять тебе верность.

– Ты тоже мой. Хватит дуться.

– Ты подумал об Алиеноре?

– А что о ней думать? – Генрих нетерпеливо дернул плечом. – Сейчас она в Анжере. И знает, что, когда беременна, я утоляю аппетит в другом месте. Наши миры не пересекаются, за исключением государственных вопросов, касающихся нас обоих. – Он оперся руками о стол и наклонился к брату, желая подчеркнуть смысл сказанного. – Когда тебе в жизни чего-то не хватает, ты ищешь это. Розамунда – моя находка, и я не потерплю ни слова против нее.

Завороженный пронзительным взором Генриха, Амлен смотрел ему в глаза, и вдруг его осенило: король оказался во власти чувства, доселе ему неведомого, и чувство это было – любовь.

* * *

Стоя на высокой скале из песчаника, Амлен наполнил легкие прохладным соленым воздухом. Слева от него искрилось на солнце устье реки Ди, справа до самого горизонта под нависшими штормовыми тучами колыхалось серыми и синими складками море.

Проучить валлийцев им не удалось – кампания чуть не обернулась катастрофой. Амлен никогда не видывал таких ливней, – казалось, это начало великого потопа. Ручьи превращались в потоки, реки выходили из берегов и мчались быстрее лошади, кипя бурой пеной и завихряясь бешеными водоворотами. У Амлена на глазах вода уносила людей и поклажу. Порой происходили внезапные оползни, и тогда в образовавшиеся пропасти скатывались целые повозки. Некуда было спрятаться от непрекращающегося дождя, нельзя было развести огонь, чтобы приготовить еду или высушить одежду и снаряжение. Люди голодали и болели – в лагере не стихал надсадный кашель. На всем пути их атаковали валлийские стрелки, устраивали засады и ловушки и, нанеся урон, бесследно исчезали в мокром лесу.

Армия Генриха отступила к полуострову Виррал, чтобы там дождаться кораблей с припасами и подкреплением и тогда уже двигаться дальше вдоль побережья, но кораблей все не было. Единственным просветом во всем этом промокшем насквозь походе было то, что дождь наконец перестал. Амлен подставлял тело лучам солнца, несущим долгожданное тепло. Он слышал, как люди перешептывались между собой о том, будто причина всех их несчастий – король. Это Господь ниспослал на них кару за то, что Генрих дурно обошелся со своим архиепископом и ведет греховный образ жизни. Порой Амлен и сам склонялся к такой мысли.

Повернувшись на шум у себя за спиной, он с удивлением увидел, что из-за деревьев выходит девица де Клиффорд. Когда она заметила его, то остановилась в нерешительности, но потом сложила под мантией руки и продолжила путь, упрямо сжав губы.