Метро 2033. Право на жизнь - Денис Шабалов

Соник внезапно ойкнул – испуганно, недоверчиво, непонимающе, а потом вдруг зашелся в истошном, полном дикого ужаса крике, и быстрыми-быстрыми, какими-то дергаными движениями принялся охлопывать себя по всему телу, пытаясь смахнуть семечки. Данил глянул – и обмер… Семечки, коснувшись резины ОЗК и зацепившись ворсинками, тут же выпускали крохотные усики, буквально на глазах укоренялись, врастая прямо в тело человека. Серега упал, захлебнувшись криком, раздирая на себе ОЗК. Резина, поврежденная корешками, лопнула, пошла дырами, словно швейцарский сыр… Сталкер, уже совершенно ничего не соображая от жуткой боли, причиняемой упрямо лезущими в плоть отростками, ухватился за первую попавшуюся семечку и с нечеловеческой силой рванул, пытаясь выдрать паразита из своего тела. Чавкнуло – сочно, влажно, тошнотворно – семечка подалась и полезла наружу. Соник завизжал, срывая связки, забил ногами, но продолжал исступленно тянуть. В грудной клетке его вдруг что-то мерзко хрустнуло – Данил почувствовал, как от этого звука у него сводит челюсти и рот мгновенно наполняется кислой слюной – и из раны, оплетенный корешками, показался окровавленный осколок ребра… Соник замер на мгновение, выгнувшись дугой, отпустил семечку и тяжело, хрипло, с присвистом, задышал. Из раны, пузырясь воздухом, толчком плеснуло кровью.

– Добрыня…

Данил, все эти мгновения стоявший в каком-то ступоре, вздрогнул – сталкер звал его…

Соник, тяжело ворочаясь на земле, медленно повернул голову и взглядом, полным нечеловеческой муки, поглядел прямо ему в глаза.

– Добры… Да-а-ан… Больно… Конец мне… Убей…

Слова получались у него с трудом, хрипло и неразборчиво – корни, раздирая внутренности, видимо, пролезли уже достаточно глубоко, мешая теперь говорить – но Данил понял.

Убить…

Колебался он лишь мгновение. Стоило только представить, что чувствовал сейчас Сергей, – и все колебания исчезли. Тяжелыми непослушными руками, глядя на себя будто со стороны, Данил, не раздумывая больше ни мгновения, поднял обрез, и, приставив к голове сталкера стволы, спустил разом оба курка. Сзади что-то орал Сашка, многоголосо кричали подбегающие бойцы… а он стоял в ступоре, глядя на лежащее у его ног тело, и ничего из окружающего его совершенно не волновало. Смерть, поджидавшая свою жертву за углом, выскочила внезапно и стремительно, и, пожалуй, именно эта внезапность и ужасала больше всего. Несколько мгновений – и человека не стало. Поверхность в который уже раз подтвердила, что расслабляться здесь нельзя ни на минуту, и единственная, даже самая маленькая ошибочка обязательно будет стоить жизни.

* * *

К городу они подошли уже ближе к вечеру.

Для Данила весь остаток пути прошел как сквозь серую пелену. Он смутно помнил, что сначала они долго бежали по дну распадка; потом отстреливались от невесть откуда вынырнувших выродков числом около десятка – и положили всех; потом полковник заставил несколько раз перейти вброд речушку, и это пошло вроде бы на пользу – вода даже сквозь комки и резину ОЗК приятно охлаждала разгоряченное тело, – но потом затею эту пришлось оставить и со всех ног удирать от здоровенных комаров размером с два кулака, так и норовивших отведать сталкерской кровушки; после этого дорога пошла вроде бы гладко, но спустя некоторое время вновь пришлось основательно попотеть – Родионыч, решив, что нагрузки недостаточно, вновь скомандовал «атака с фланга» и надавал столько вводных, что у воспитанников вскоре языки ниже пояса болтались. И под занавес пришлось долгим крюком обходить невероятно огромную проплешину с остекленевшей, спекшейся от запредельной температуры землей и гигантской воронкой в центре – память об одной из упавших на город бомб.

Воспринимая все это как во сне, Данил работал в каком-то отупелом оцепенении, на автопилоте, но выполнял все распоряжения четко и быстро – натренированный до автоматизма организм не подвел. Однако всему есть предел, и ему, организму, видимо, надоело такое безразличное к себе отношение со стороны хозяина, – вынырнув вдруг из ступора, Данил понял, что группа уже проходит разрушенный мост на входе в город. Почувствовав на плече чью-то руку, он повернул голову – слева, поддерживая товарища, двигался верный Сашка. Тут же, в ядре, и вся команда Арийца в сборе – идут, поглядывают на него время от времени.

– Ну что, ты как? – сразу же спросил Санька, заметив, что товарищ, наконец, начинает постепенно интересоваться окружающей действительностью.

Данил отвернулся – говорить не хотелось.

– Что скажешь, дружок? – послышался справа мрачный голос полковника. Добрынин оглянулся – Родионыч, с пулеметом наперевес, шагал рядом и глядел на своего воспитанника. Сквозь стекла противогаза Данил разглядел его полные горечи глаза. – Понял теперь? Погано? Да, погано, знаю. Сам это прошел. Но запомни – ты все сделал правильно. Именно о таких случаях я вам и говорил. Это было гораздо милосерднее, чем предоставить Сереге умирать самому.

– Оно, может, и милосерднее… – прохрипел Данил пересохшими связками и поперхнулся, закашлявшись. – Оно, может, и милосерднее – да мне от этого не легче…

Родионыч философски пожал плечами и вздохнул:

– Война. Ты просто прими это – ты помог человеку. Ты не убил – ты избавил его от мук. Он был уже мертв, когда ты выстрелил. Дело было только во времени…

– А где… тело? – напрягшись, сумел все-таки выговорить это тяжелое слово Данил. – Оставили?

– Сожгли, – ответил полковник. – Не тащить же… Да там уже и не осталось ничего. Семечки как закрепились – сразу же в рост пошли, соки начали сосать. Он уже мумифицироваться начал, кожа, как пергамент…

Данил скривился.

– Картина, конечно, жуткая была, – подал голос идущий тут же Ариец. – Сухой весь сразу стал, будто старик, пожелтел, а семечки эти пухнут, раскрываются…

– Вот такие у нас теперь одуванчики… – сказал Бармаглот.

– Да. Смерть – не позавидуешь, – отозвался Илюха.

– Сколько лет мимо этих цветочков ходили – и ведь никто не знал… – поежился Сашка. – А они и в городе попадаются…

– Зато теперь будем знать, – мрачно ответил ему Локатор.

– У меня отец говорит: правила техники безопасности – они кровью писаны, – добавил Бармаглот. – Вот и мы, похоже, такими правилами обрастать начинаем…

– А я ж и сам их трогал, – вспомнил вдруг Данил. – Вот ведь… Одно только неверное движение…

Его передернуло.

– Близёхонько безносая прошла, – покивал Сашка. – Везунчик ты…

– В рубашке родился, – усмехнулся Ван.

Полковник вдруг предостерегающе поднял руку, прислушиваясь к наушнику, радиостанция Соника висела теперь у него на спине, но покачал головой:

– Отбой. Собаки впереди прошли, небольшая стайка. Сначала к нам дернулись, но потом, похоже, решили не связываться. Ты как вообще себя чувствуешь? – поглядел он на воспитанника.

Тот неопределенно пожал плечами.

– Ну и – все. Хватит. Отживел – давай, включайся в работу. Я все понимаю – в первый раз, шок и все такое – но никто тебе больше времени на самокопания не даст. Потеряли бойца, товарища – да, тяжело. Но это – война, и никто не застрахован…