Кошки-мышки - Вера Каспари

Уткнувшись лицом в подушку, Беделия снова дрожала и всхлипывала. Ветер хозяйничал за окном, разрывая мир пополам, дробил камни, вздыбливал реку. Казалось, небо вот-вот обрушится, взорвется земля, вода поднимется и поглотит их.

Чарли был бессилен против истерики жены. А собственное бессилие лишь усиливало его ярость. Не в состоянии владеть собой, он выпучил глаза, лицо покрылось пурпурно-алыми пятнами, а когда он заговорил, голос дрожал от гнева.

– Скажи мне, – молил он. – Скажи мне! – приказывал он, но все без толку.

Беделия лишь глубже зарывалась в подушку, скрывая от него лицо, а когда он к ней прикасался, замирала.

Буря постепенно стихла. Ветер отступил, успокоилась вода. Земля снова стала твердой и надежной. А Беделия заснула, подложив под голову обнаженную руку. Всплеск чувств лишил ее сил. Она спала как младенец, громко дыша. Чарли накрыл ее, зажег ночник и спустился вниз.

Он дал себе клятву обдумать все на трезвую голову и наконец избавиться от немыслимых подозрений. Он пытался найти причину внезапной истерики жены. Но это оказалось так же бесполезно, как приказы и мольбы, адресованные Беделии. Почему она умоляла его бежать с ней? Почему она боялась Бена Чейни? «Он причинит нам зло». Ради всего святого, почему? «Ему только этого и надо: ранить нас и разрушить нашу жизнь». Будь это правдой, будь Бен действительно таким злодеем, как утверждала Беделия, то почему до сегодняшнего дня он не проявил ни малейших признаков враждебности? Неужели он пытался стать… или – да хранит их Господь от такого коварства – был любовником Беделии? Может быть, он убеждал ее оставить мужа и бежать с ним? А когда Беделия отказала ему, пригрозил рассказать правду о ее неверности?

Чарли не мог в это поверить. Мысль о подобном предательстве была плодом больного воображения, гнилым плодом, удобренным подозрениями, страхом и неуверенностью в себе. В доме Чарли не было места такому коварству. В старом доме Филбриков никогда не было неверности, ее просто не могло там быть. В противном случае этот дом просто бы не выстоял и обрушился.

Чарли устал от страданий. Нынешний день был полон слишком сильных переживаний для человека, только вставшего с постели. Его одолела такая чудовищная слабость, что он едва смог подняться по лестнице, держась за перила и с трудом передвигая собственное тело, как калека. Не желая беспокоить Беделию, он разделся в ванной, затем осторожно опустился на матрас. Она не пошевелилась. Через несколько минут Чарли крепко уснул.

…Комнату обычно освещал ночник Беделии, но сейчас Чарли проснулся в полной темноте. Поначалу он не углядел в этом ничего странного – ведь во время болезни он спал один в темной комнате. Прислушавшись к буре, все еще бушевавшей вокруг дома, к яростному шуму реки и неистовому завыванию ветра, он вдруг ясно осознал, что находится во тьме, и решил, что ослеп. Он протянул руку к ночнику, включил его. В комнате по-прежнему царил мрак.

На какую-то кошмарную минуту Чарли замер, не в силах пошевелиться либо заговорить. Потом попытался издать какой-нибудь звук, но голос отказал ему. Чарли вытянул дрожащую руку. Жены рядом не было.

Он встал с постели. Ноги плохо его слушались. В кромешной тьме он сделал несколько неверных шагов и нащупал на стене электрический выключатель. Раздался щелчок, но света не было. Почувствовав тошноту и слабость, отрыжку желчью, Чарли до мельчайших подробностей вспомнил ощущения, которые испытал перед приступом, и подумал, что вот-вот опять потеряет сознание. На каминной полке ему на ощупь удалось отыскать спичечный коробок. Он зажег спичку. Маленький желтый огонек разогнал по углам непроглядный мрак. Чарли почувствовал такое облегчение, что на коже даже выступил пот. Трясущимися руками он схватил свечу, поднес огонек к фитилю. В отсветах дрожащего пламени он увидел старый портрет матери в позолоченной раме, висевший над камином. К нему тут же вернулся рассудок, он снова стал всегдашним здравомыслящим Чарли, понял, что буря повредила электрические провода, и убедил себя, что все его прочие больные фантазии так же легко объяснить. Он строго пожурил себя за то, что поддался вирусу страха. Чарли был уверен, что найдет Беделию мирно спящей на своей половине кровати.

Однако жены там не было. Не оказалось ее и в комнате, где она спала одна во время болезни Чарли. Не найдя никого на втором этаже, Чарли со свечой в руке спустился по лестнице и позвал ее по имени. Никто не ответил. Он прошелся по дому, проверил каждую комнату, но от Беделии остались лишь платья, висевшие в гардеробе, медные горшки и купленные ею кухонные принадлежности, запах ее духов и кремов, ткани, выбранные ею для подушек и мебели, да гиацинты в синем горшке.

– Беделия! Бидди! Где ты?

Ответом ему было лишь завывание ветра.

За окном не было ничего, кроме непрерывно движущейся белизны. Из облаков сыпались снежинки, словно перья из разорванной подушки. Гонимый ветром, снег поднимался от земли, взвивался вверх, закручиваясь в огромные спирали, напоминавшие призраков, вышедших из могил. Чарли сказал себе, что ни один человек в здравом уме не выйдет из дома в такую погоду, и снял с крюка в сарае масляную лампу. Он надел брюки, фланелевую рубашку, непромокаемую куртку и шапку.

Повесив лампу на запястье, он приставил ладони ко рту и закричал:

– Беделия! Беделия!

Сощурив глаза, пригляделся, но сквозь валивший снег не было видно ничего, кроме беспокойных белых кругов, поднимающихся от земли, и белых хлопьев, сыплющихся с отяжелевшего неба.

Чарли пробирался сквозь снежные заносы, пока наконец не достиг ворот. Снег был пушистый, легкий, но под ним скрывалась неровная земля, и Чарли боялся оступиться и упасть.

На дороге он обо что-то споткнулся и, приглядевшись, увидел в снегу что-то темное. Чарли наклонился, ветер сорвал с головы шапку. Он прикрыл руками уши, которые жгло так, словно их атаковал целый пчелиный рой. Вверх взметнулся похожий на привидение столб снега, швырнув ему в глаза острые иглы. Из-за выступивших слез Чарли почти ничего не видел, но сквозь туман в глазах узнал в черном пятне на снегу темно-красный сафьяновый саквояж, который он подарил Беделии на день рождения.

В нескольких футах от саквояжа в канаве лежала его жена, занесенная снегом.

– Слава Богу! – воскликнул Чарли.

Ветер подхватил его возглас и отбросил вместе с ледяным воздухом и хлопьями снега.

Он поднял Беделию на руки и с трудом понес к дому. Ему пришлось собрать последние силы, чтобы через двор дотащить ее до двери в сарай. От слабости он едва не упал и, чтобы перевести дух, прислонился к стене. Наконец ему удалось занести ее в дом и уложить на полу в кухне. Встав возле нее на колени, Чарли прислушался к ее сердцебиению. От волнения он ничего не расслышал. Он приподнял неподвижное тело, прижал к груди, забыв все свои подозрения и гнев, забыв, что она пыталась сбежать, и помня только о том, что любит эту женщину и был с ней счастлив.

Беделия открыла глаза лишь после того, как Чарли положил ее на диван у себя в «логове» и накрыл меховым покрывалом. По ее лицу скользнула тень, когда, осмотревшись, она узнала дом, из которого ей не удалось убежать. Она снова закрыла глаза, словно не желая видеть подтверждение собственного провала. Она сильно страдала.