Заморозь мне `маргариту` - Лорен Хендерсон

– У Филипа были и другие романы? – заинтересовалась я.

– Я не хочу все это слушать! – яростно бросил Хьюго и встал. – Делайте что хотите. А я узнаю, как там Фиалка.

Меня он даже взгляда не удостоил. Дверь за ним захлопнулась. Такое чувство, будто меня ударили под дых.

На следующее утро я проснулась трезвая, но с неприятным ощущением, будто мой желудок завязан в узел. После ухода Хьюго обсуждать было нечего. Мы посидели, повертели различные варианты, но ни к какому выводу не пришли. А что еще мы могли сделать без точной информации? Казалось, нам не хватает всего двух-трех фактов, чтобы распутать клубок. Но пока таких фактов нет, мы не в силах разобраться в происходящем. Отчасти мне было понятно, почему Фиалка не хочет обращаться в полицию, если, конечно, она не лукавила, объясняя причины своего нежелания иметь дело с властями. Голова начинала болеть от одной мысли о том, что мне пришлось бы рассказывать полиции об антигистаминах в кофе и о канате Табиты, не говоря уже обо всех этих театральных интригах. А полицейские пучили бы глаза, тщетно пытаясь уследить за мелькающими в рассказе персонажами.

Странно – несмотря на головную боль, от этих размышлений мне стало легче. К тому же они отвлекали меня от неприятного ощущения в животе, которое возникло у меня в тот момент, когда Хьюго вышел, хлопнув дверью. Потом я бродила по всему дому, разыскивая его, а не найдя, поняла, что Хьюго наверху, в толпе поклонников, осаждающих Фиалку с утешениями. Там искать его не хотелось, так что я поплелась домой, решив, что Хьюго предпочел мне Фиалку. Гордыня – мой вечный грех.

По дороге я натолкнулась на Салли и Фишера. Помятые и очень довольные собой, они в обнимку вывалились из туалета, едва удерживаясь от поцелуев. Несчастье предпочитает компанию несчастных, поэтому я лишь злобно огрызнулась им в счастливые рожи, когда они попытались уговорить меня остаться.

Я вышла на улицу и поймала такси. Слава богу, в богатом районе это не так сложно сделать. В два часа ночи в моей глухомани скорее предложат запрещенные препараты, нежели черный кеб. И если задуматься, в остальное время суток – тоже.

Шоферы такси – существа абсолютно предсказуемые: сначала удивляются, услышав, где я живу, потом ужасаются. Но этот попался особенно нервный. Думаю, свою роль тут сыграл контраст между сверхреспектабельным Чизвиком, где я поймала такси, и моим трущобным Холлоуэем, а также роскошное платье и накидка из искусственного меха. Обычно я выгляжу неряхой, поэтому бетонная студия с голыми стенами без окон кажется жилищем хоть и негостеприимным, но вполне приемлемым для такого персонажа, как я. Сначала шофер спросил, не нужно ли ему подождать несколько минут, лукаво притом посмотрев на меня: видимо, решил, что я – жительница Слоуна, которая ловит кайф от того, что самолично приезжает за товаром в трущобы. Когда же я объяснила ему, что живу здесь, таксист в ужасе ударил по тормозам. Всем известно, насколько трудно шокировать черного шофера такси, но мне это удалось. Сомнительное достижение.

Заперев дверь, я даже не бросилась к бутылке с водкой – я не теряла надежды, что Хьюго позвонит или зайдет, и не хотела быть пьяной в этот момент. В конце концов я заснула на диване, не снимая платья и не выключив телевизор. Странные и энергичные глупости ночного канала вплетались в мои сны. Видимо, показывали фильм ужасов, потому что Хьюго гнался за мной по коридору с мясницким ножом; на нем был развевающийся балахон, но я-то знала, что это он. Я спряталась в нише и, когда Хьюго пробегал мимо, ударила его по голове железной палкой. Помню, как в момент временного просветления мне пришло в голову, что сны обладают удивительно приятной особенностью – ты вооружаешься ломом если не по первому, то по второму требованию наверняка. Хьюго упал как подкошенный, выронив нож. Я пнула нож в сторону, опустилась рядом на колени, попыталась стащить с него капюшон. Сердце бешено колотилось; я не теряла надежды, что это все-таки кто-то другой.

Но это был он. По его лицу струилась кровь и затекала в глаза. Он посмотрел на меня и сказал:

– Фиалка! Как ты себя чувствуешь?

Это взбесило меня настолько, что я дернулась, проснулась и села, дрожа от ярости. Телевизор уже погас. Было шесть утра. Хьюго так и не позвонил. Я вскарабкалась по лестнице, стащила с себя платье и свернулась в постели, как зверь в берлоге, закутавшись в одеяло так, чтобы ни свет, ни воздух не могли проникнуть в мой кокон. Так мне было безопаснее, и через некоторое время удалось заснуть. К счастью, на этот раз, если мне что-то и снилось, образы были не настолько яркими, чтобы меня разбудить.

Выбор был прост: либо встать и попытаться обмануть депрессию, сосредоточив все внимание на чем-нибудь постороннем, либо продолжать валяться в постели и страдать от неопределенности. Первый вариант показался мне привлекательнее. Кроме того, покинув студию, я могла не только отвлечься, но и лелеять надежду на то, что, вернувшись домой, найду на автоответчике сообщение Хьюго. Я натянула короткую майку, такой же короткий свитер и старые кожаные джинсы. Когда я вспомнила слова Хьюго о том, что они мне больше не идут и надо заказать новые, под ложечкой кольнуло. Я продела в петли ремень с гигантской серебряной пряжкой, надеясь, что под ее тяжестью джинсы хоть немного сползут вниз. В идеале между пряжкой и свитером должна быть видна узенькая полоска живота. Обнажиться не удалось, и, по размышлении, я решила, что это к лучшему – за последние недели я не сделала ни одного приседания, хоть и занималась сексом, что, в принципе, тоже считается. Но думать о сексе я себе не позволила – это напоминало мне о Хьюго. Накрасила губы темно-фиолетовой помадой, подвела глаза черным и надела любимые ботинки – и вот я готова встретиться с миром.

Я села в машину и направилась в Килберн. Потом свернула на Эджвэр-роуд, которая с каждой милей становилась все ухабистей, и наконец добралась до новенького отеля, в который какие-то оптимисты недавно вбухали целую прорву денег – рекламные проспекты уверяли, что он стоит ровно посередине широкой Мейда-вэйл. Трюк срабатывал только в том случае, если выходящим из отеля постояльцам не приходило в голову повернуть налево, поскольку, сделав двадцать шагов, они оказывались в Килберне – районе грязном, нищем и чересчур жизнелюбивом для туристов и странствующих бизнесменов.

Я плелась по Килберн-хай-роуд вслед за шестнадцатым автобусом. Сзади собралась длинная очередь машин. Обогнать автобус мешали проклятые мамаши – из тех, что тягают коляски на второй ярус автобуса, одновременно приглядывая еще за парочкой вопящих чад. Такое зрелище не только наполняло меня благодарностью за то, что я одинока и бездетна, но и позволяло глазеть по сторонам. Мне всегда нравился Килберн с его замусоренными тротуарами, оглушительным разноязыким гамом, заплеванными и усыпанными опилками ирландскими барами, в которых целыми днями болтают об ИРА[87], индийскими турагентствами и парикмахерскими, с самыми лучшими и дешевыми в Лондоне индийскими ресторанами…