Инверсии - Иэн Бэнкс

— Чего? — спросил РуЛойн, нахмурившись.

— Мы с протектором полагали, что они стараются изо всех сил, — сказал ЗеСпиоле. — Вы что этим хотите сказать, генерал?

— Я хочу сказать, что нас всех держат за дураков, сударь. Этим герцогам, Ралбуту и Сималгу, ладенсионские бароны ближе, чем мы.

— Ну, если не в физическом смысле, то это очевидно, — с улыбкой сказал РуЛойн, явно при этом смущенный.

— Ну да. Они слишком близки с баронами. Неужели вы не понимаете? — спросил ЙетАмидус, отталкиваясь от края бассейна. — Они отправляются на войну, требуют все новых и новых пополнений, тянут и тянут, не торопятся, теряют людей и технику, отвлекают войска от столицы и других наших границ, оставляя их открытыми для любого негодяя, которому заблагорассудится пожаловать к нам. Кто знает, какие козни у них на уме и что они сделают с протектором, окажись он среди них? Этот умирающий мальчонка, возможно, спасет жизнь отца, если только протектор и в самом деле его отец.

— Генерал, — сказал РуЛойн, — поостерегитесь. Может, мальчик вовсе и не умирающий. И у меня нет никаких сомнений в том, что я его кровный дядя по отцу, а генералы Ралбут и Сималг всегда демонстрировали свою преданность протекторату. Они присоединились к нашему делу задолго до того, как мы обрели уверенность в победе, и, можно сказать, поддерживая протектора, рисковали больше, чем любой из нас, потому что им было что терять — власть и престиж. — РуЛойн посмотрел на ЗеСпиоле, ища одобрения.

ЗеСпиоле демонстративно погрузился в поедание дольки фрукта, зарывшись в него всей челюстью. Он поднял глаза на собеседников с выражением крайнего изумления.

ЙетАмидус отмахнулся от слов РуЛойна.

— Все это очень хорошо, но факт остается фактом: генералы не сделали того, что должны были сделать в Ладенсионе. Они говорили, что вернутся триумфаторами через несколько лун. УрЛейн тоже так думал. Даже я полагал, что эта задача им по плечу, если только они как следует возьмутся за дело и бросят войска в пекло. Однако они ничего не добились. И пока что терпят поражения. Не взят ни один город, потеряно много осадных орудий и боеприпасов. Любая речушка, любая горка, любая ограда или цветок становятся для них непреодолимым препятствием. И я попросту задаю вопрос: почему? Почему у них ничего не получается? Разве есть другие разумные объяснения, кроме злого умысла? Разве это не заговор? Разве не естественно предположить, что стороны заключили между собой сделку, чтобы мы увязли в этой войне, чтобы протектор сам возглавил войска, а они смогли бы его убить?

РуЛойн снова бросил взгляд на ЗеСпиоле.

— Нет, — сказал он ЙетАмидусу. — Я думаю, дела обстоят совсем по-другому, и мы ничего не добьемся, ведя подобные разговоры. Налей-ка мне вина, — сказал он, обращаясь к Герае.

ЗеСпиоле ухмыльнулся, глядя на ЙетАмидуса.

— Должен сказать, Йет, что ваша подозрительность уступает разве что подозрительности ДеВара.

— ДеВар! — хмыкнул ЙетАмидус. — Я и ему никогда не доверял.

— Ну, это уже нелепость! — сказал РуЛойн. Он осушил свой кубок и нырнул под воду, потом появился на поверхности и тряхнул головой, выдувая воздух изо рта.

— Ну и что же, по-вашему, может быть на уме у ДеВара? — с улыбкой спросил ЗеСпиоле. — Уж он-то наверняка не желает зла протектору, потому что не раз спасал его от неминуемой смерти, а в последний раз это случилось, когда мы чуть было не отправили протектора к праотцам почище любого наемного убийцы. Вы же сами чуть не продырявили голову УрЛейна стрелой из арбалета.

— Я целился в орта, — сказал ЙетАмидус, нахмурившись. — И почти в него попал. — Он снова протянул свой кубок Йалде.

— Я-то в этом не сомневаюсь, — сказал ЗеСпиоле. — Моя стрела ушла от цели еще дальше. Но вы не сказали, в чем вы подозреваете ДеВара.

— Не верю я ему, вот и все, — сказал ЙетАмидус. Голос его теперь звучал раздраженно.

— Меня бы на вашем месте больше беспокоило то, что он не верит вам, старый дружище, — сказал ЗеСпиоле, глядя ЙетАмидусу прямо в глаза.

— Что такое? — вспыхнул ЙетАмидус.

— Понимаете, он, вполне вероятно, думает, что вы в тот день пытались убить протектора — я имею в виду, на охоте, у речки, — сказал ЗеСпиоле тихим, озабоченным голосом. — Знаете, он, возможно, наблюдает за вами. На вашем месте я бы этим озаботился. Он ведь хитрая, коварная лиса, этот ДеВар. Делает свое дело тихо, а зубы у него острые, как бритва. Не хотелось бы мне навлечь на себя его подозрения, уж вы мне поверьте. Да я бы трясся тогда от страха, боясь проснуться мертвым однажды утром.

— Что? — зарычал ЙетАмидус. Он отбросил в сторону кубок, и тот, подняв брызги, упал в пенистую воду. ЙетАмидус вскочил, его трясло от ярости.

ЗеСпиоле посмотрел на РуЛойна, на лице которого появилась тревога. Но тут ЗеСпиоле закинул назад голову и рассмеялся.

— Ах, Йет! Вас так легко вывести из себя! Да я же шучу, дружище. Вы могли сто раз убить УрЛейна. Я знаю ДеВара. Он и не думает, что вы — убийца. Какой же вы простак! Вот, держите лучше фрукт. — ЗеСпиоле поднял отрезанный кусок плода и кинул его над водой.

ЙетАмидус поймал и после краткого замешательства тоже расхохотался, погрузился в пенящуюся воду, вынырнул и снова громко рассмеялся.

— Ну конечно же! Вы меня дразните как какую-нибудь девку. Йалде! — крикнул он. — Вода стынет. Пусть слуги подольют горячей. А ты принеси еще вина! Где мой кубок? Куда ты его сунула?

Кубок, погружаясь в воду перед ЙетАмидусом, оставлял кроваво-красный след.

Лето прошло. Сезон выдался относительно мягким повсюду, а особенно в Ивенире, где ветра несли приятную прохладу либо вполне сносное тепло. По большей части Зиген каждую ночь скрывался за горизонтом вместе с Ксамисом; поначалу, во время первой части нашей Циркуляции, Зиген катился за Ксамисом с некоторым отставанием, а потом во время тех богатых событиями и тревожных первых лун в Ивенире шел за старшим братом след в след, а во время нашего дальнейшего пребывания там, к счастью не отмеченного серьезными происшествиями, стал обгонять его все больше и больше. Когда пришло время собирать то, что нужно собирать, и упаковывать то, что нужно упаковывать, появление Зигена опережало восход большего солнца на целый колокол, и на холмы вокруг приходила долгая предрассветная пора с резкими, длинными тенями. В это время казалось, что день начался только наполовину, одни птицы начинали щебетать, а другие — нет, и если луны отсутствовали или стояли низко, на небе оставались видны крохотные точки — блуждающие звезды.

В Гаспид мы возвращались со всей пышностью и церемонностью, приличествующей Циркуляции. Устраивались пиры, приемы, вручения грамот, торжественные парады под недавно построенной аркой, а также шествия между специально воздвигнутыми пропилеями. Надутые чиновники произносили длинные речи, подносились изысканные подарки, проводились официальные вручения старых и новых наград, возведение в новое достоинство и прочие мероприятия, довольно утомительные, но, как заверила меня (к моему удивлению) доктор, необходимые, поскольку требующий участия всех ритуал и использование понятных каждому символов сплачивает общество. Доктор сказала, что и Дрезену стоило бы шире пользоваться нашим опытом.