Проверка на прочность - Виктор Зайцев

При всём этом Пётр и Николай, обладая большим опытом разбора конфликтов, старались «не перегнуть палку». В спорных и плохо доказанных случаях наказания не применяли принципиально, как бы ни просила «публика» и требовала душа. Соблюдения презумпции невиновности руководители Новороссии требовали от всех своих сотрудников, невзирая на лица, как бы неприглядно ни выглядел виновник. Максимально, что грозило провинившемуся руководителю при недоказанности вины, было отстранение от должности, не более того. Анонимные доносы, бездоказательные кляузы просто уничтожались, руководители Новороссии боялись скатиться к массовым репрессиям, пожалуй, больше других жителей Острова, ибо только они понимали их опасность и представляли возможные последствия.

Потому, несмотря на усиленные меры по ассимиляции, запрет разговора по-английски в общественных местах и любых упоминаний об Англии, волнений и восстаний в Новороссии удалось избежать. Вылазки бежавших английских дворян из Шотландии закончились с физическим устранением наиболее активных борцов за реставрацию королевской власти. Недовольные правлением наместника Головлёва диссиденты перебрались на жительство в Америку, многие с семьями. Бывшая католическая, затем англиканская церковь без особых споров перекрестилась в православие, усиленно агитируя в поддержку новой власти. Простой народ получил избавление от феодального гнёта и уменьшение, а то и обнуление налогов. Вместе с промышленным ростом и честной оплатой труда, такие меры вызвали бурный рост уровня жизни населения.

Грамотное, методом «Тома Сойера», приобщение всех социальных слоёв Новороссии к соблюдению гигиены, противооспенные прививки и бесплатная медицинская помощь, за шесть лет снизили смертность подданных Петра Головлёва на порядок. Промышленники, ремесленники и торговцы богатели с каждым годом, не успевая осваивать выбрасываемые на рынок товары и технические новинки. Бедное дворянство, присягнувшее на верность наместнику, уверенно осваивало хорошо оплачиваемое военное и чиновничье дело. Все слои населения за годы правления магаданцев на Острове заметно улучшили свой жизненный уровень и вполне довольствовались правлением наместника Головлёва.

Кроме крупных землевладельцев – графов, баронов, герцогов – таких смышлёных и предприимчивых, как герцог Мальборо, в бывшей Англии оказалось немного. Добрая половина высшего дворянства бежала в Шотландию, где к ним присоединились успевшие скрыться епископы. Позднее, несолоно хлебавши, туда добрались английские эмигранты из Франции, Испании и других европейских стран. Многие серьёзно потратились на континенте, решив, что в небогатой Шотландии легче протянуть на остатки денег. Другие испугались выдачи властям Новороссии, которая потребовала этого от всех европейских стран, кроме Шотландии. Сыграл свою роль и эмигрантский союз, призвавший соединить «все здоровые силы» для реставрации английской монархии и возвращения на родину.

Восемь лет, проведённые в эмиграции, не способствовали любви к «проклятым русам», как и росту благосостояния дворян, лишившихся доходов со своих земель. Потому, когда армия Новороссии высадилась в Европе, сторонники реставрации прежнего режима приступили к мобилизации. Желающих отвоевать потерянные владения набралось немного, около двух тысяч самых оголодавших беглецов. Но к ним за небольшую мзду и будущие щедрые награды примкнули свыше десяти тысяч вечно голодных шотландских горцев. Учитывая средневековые скорости и патриархальный уклад большинства горных кланов, собрались «освободители» в некое подобие армии лишь к середине февраля, когда война на континенте была в самом разгаре.

– Доброе утро, из Синеграда беспокоят, кто у телефона?

– Да, городское земство, здравствуйте, Надежда Оттовна.

– Не узнала тебя, Любонька, богатой будешь. Записывай приказ губернатора, диктую. «Вчера, третьего марта, без объявления войны, со стороны королевства скоттов границу Новороссии пересекли две армии, общим числом до двадцати тысяч воинов. Русские пограничники были обстреляны и отступили, обе армии скоттов продолжают движение в сторону Петербурга. Для защиты нашей родины приказываю: всем уездам губернии срочно направить в губернское земство ополченцев, прошедших военные сборы в 1588, 1589, 1590 годах. Обеспечить прибытие ополченцев до восьми часов утра пятого марта, с приданым оружием, к Арсеналу. Губернатор Максимов» Записала, Люба?

– Да, Надежда Оттовна, записала.

– Не забудь, с вас по списку триста пятьдесят шесть ополченцев.

– Помню, городок небольшой, всех сейчас соберём, за главой земства уже отправили. Не волнуйтесь, наши ополченцы до вечера в Синеград успеют. Доберутся по чугунке, на запасном поезде.

– Не забудь отправить гонцов по уездным весям, пусть и они поспешают.

– Всё сделаем, вы скажите, Надежда Оттовна, как там дела, далеко скотты продвинулись? Может, весь народ поднимать пора?

– Не волнуйся, деточка, скотты дошли только до Разбегаева и Красногорска, это меньше тридцати вёрст от границы. До нас таким ходом полмесяца будут идти. Не даст им Петр Иванович далеко добраться. Я слышала, в Красногорске целых пять бронепоездов стоит, дадут горцам прикурить.

Как и обещала дежурная горсовета уездного городка Зубатова, ополченцы собрались за считанные часы. Уже после обеда у здания городской управы возникло стихийное вече, народное собрание по-русски. Добрых две тысячи друзей, родных, соседей и просто знакомых вышли проводить ополченцев на войну. Первую настоящую войну, куда призвали простых горожан, да ещё дали им в руки лучшее в мире оружие. Призывники хорохорились, гордясь и побаиваясь, женщины, как принято, плакали и обнимали. Кое-где уже играла гармошка, пели песни и плясали, собравшись в кружок. Ближе к управе отцы семейств торжественно напутствовали сынов и внуков, собранных в поход по всем правилам – в сапогах, крепких портах, тёплой куртке, настоящем солдатском зелёном берете, с вещмешком за плечами и ружьём в руках.

– В колонну по четыре станови-и-ись! – Представитель управы вышел к ополченцам, не спеша прогулялся по крыльцу, пока рекруты судорожно прощались и выстраивались в колонну. Так же неспешно обошёл строй по кругу, затем скомандовал: – На вокзал, шагом марш!

До вокзала было всего двадцать минут пешком, но даже на таком коротком пути добрая половина провожающих отстала, решив, что исполнили свой долг перед друзьями и соседями. Остальные провожающие остались на перроне через полчаса, когда поезд тронулся в направлении Синеграда. Небольшой тепловоз уверенно тянул за собой сцепку из двенадцати пассажирских вагонов, рассчитанных на двадцать четыре пассажира каждый. Мест для четырех с лишним сотен городских и уездных ополченцев, конечно, не хватало. Но молодые парни не отличались важностью, с лёгкостью теснились на скамьях, сидели на полу, знакомились и вспоминали месяцы совместной службы. Когда все устроились, открыли окна, в которые нырнул свежий весенний воздух, всем захотелось чего-то неуловимого.

– Голубой вагон, бежит, качается. Скорый поезд набирает ход! – знакомую песенку подхватили все, вспоминая месяцы недавней службы, настраиваясь на неизвестную опасность. Души молодых парней терзались, они спешили поскорее оказаться на фронте и боялись этого, знакомая детская песенка успокаивала, вносила воспоминания о летних пионерских лагерях, походах, поездках в Петербург на поезде. Парни прощались с детством и юностью, отправляясь на войну, настоящую войну, первую войну в их короткой жизни.