История любви в истории Франции. Том 6. Любовь "по-санкюлотски" - Ги Бретон

Эта записка совершенно потрясла Тальена. Обвиненный в трусости, он решил во что бы то ни стало доказать любовнице, на что способен. Он задумался: времени на маневры не оставалось. Завтра, самое позднее — послезавтра, Тереэию приговорят к смерти и отправят на гильотину. Необходимо было помешать казни.

Но как это сделать?

Только ликвидировав человека, руководившего бойней и залившего кровью улицы столицы. Человека, которого звали Неподкупным…

Тальен взял лист бумаги и написал: «Будьте так же осторожны, как я храбр, прошу вас, успокойтесь, доверьтесь мне». Тальен отнес записку стражнику тюрьмы, а тот немедленно передал ее Терезии. После этого Тальен тайно встретился с несколькими депутатами Конвента, разделявшими его ненависть к тирану, и попытался склонить их к бунту.

— Нужно избавиться от чудовища! — говорил он. — Если вы поможете мне, мы скоро будем свободны.

На следующий день, 8 термидора, в тот момент, когда Робеспьер с трибуны Конвента требовал чистки Комитета всеобщей безопасности и Комитета общественного спасения и угрожал гильотиной всем инакомыслящим, Тальен с помощью Фуше готовился к решающему бою.

Наступало 9 термидора…

* * *

Когда Тальен явился в Собрание, у него был несвойственный ему решительный вид. Его подогревал образ Терезии, которую ведут в суд, к грозному Фукье-Темвилю. Встретив Гупийо де Монтегю, Тальен сказал ему:

— Приходи, я хочу, чтобы ты стал свидетелем триумфа друзей свободы: сегодня вечером Робеспьер будет свергнут!

Заседание началось. Сен-Жюст поднялся на трибуну и произнес ловко составленную речь, в которой разоблачал врагов Комитета общественного спасения и пытался объединить депутатов Конвента. Может быть, он достиг бы поставленной цели и изменил настроение Конвента, но Тальен вовремя прервал его. Громовым голосом любовник Терезии потребовал прямых доказательств, назвав слова Сен-Жюста «трусливыми инсинуациями».

Вмешательство Тальена стало сигналом к атаке. Бийо-Варенн поднялся со своего места и назвал Робеспьера революционером-ретроградом…

Взбешенный диктатор ринулся на трибуну, Депутаты не дали ему произнести ни слова, громко выкрикивая:

«Долой тирана!» Тальен занял место Робеспьера на трибуне и, воинственно размахивая в воздухе кинжалом, закричал:

— Граждане представители народа! Я вооружился этим кинжалом, чтобы пронзить себе грудь, если у вас не хватит смелости вынести обвинительное заключение!

Еще несколько дней назад подобный жест показался бы безумным и бессмысленным, но в этот день он возбудил всех членов Конвента, и они начали яростно аплодировать Тальену.

Смертельно бледный Робеспьер попытался заставить депутатов выслушать себя. Обращаясь к Тюрьо, занимавшему председательское кресло, он воскликнул:

— В последний раз, предводитель убийц, требую у тебя слова!..

— Ты получишь его в свою очередь…

— Нет, нет! — скандировал зал. — Долой тирана! Объявить его вне закона!..

Опустошенный, обливающийся холодным потом, Робеспьер понял, что все потеряно. Он опустил голову, и Собрание проголосовало за его арест.

Тальен вздохнул спокойно. Терезия была спасена!..

Несколько часов спустя Неподкупный разнес себе челюсть, пытаясь покончить с собой, а на следующий день его отправили на гильотину…

Чтобы спасти любовницу, вышедшую из тюрьмы 12 термидора, Тальен остановил революцию…

История о жандарме Мерда, якобы стрелявшем в Робеспьера, не больше чем легенда.

Давать — большее счастье, чем получать.

ДЕЯНИЯ АПОСТОЛОВ

Вечером 21 ноября 1787 года в галереях Пале-Рояля дул противный ледяной ветер. Молодые особы, посещавшие это место, которых называли то потаскухами, то шлюхами, то «чистильщицами курительных трубок», прогуливались быстрым шагом, чтобы согреть свое «сокровище» — оно могло им понадобиться в любой момент.

Время от времени одна из них окликала какого-нибудь прохожего, нахваливая свои «умения» и предлагая сладостные развлечения, например, способ «любящая собака», «восточная бабочка» или «японская труба», бывшие в моде в ту эпоху.

Раззадоренный парижанин подозрительно спрашивал о цене. Поломавшись для виду, он давал увлечь себя куда-то на темную лестницу, его вели в комнату и честно предоставляли все обещанные услуги…

К одиннадцати часам вечера в галерее осталась всего одна девушка. Она дрожала от холода и уже собиралась вернуться домой, когда из темноты к ней шагнул молодой артиллерийский лейтенант. Маленький, худой, сухощавый — в нем не было ничего привлекательного.

Несколько мгновений он колебался — девушка даже подумала, что застенчивый молодой человек стесняется своей девственности и сгорает от желания и любопытства. Она не ошиблась. Вот уже несколько месяцев этот безбородый и прыщавый офицер страдал от ощущения растущей мужской силы и тайно интересовался всеми проявлениями эротизма. Он жадно интересовался жизнью сведен, куртизанок и лесбиянок, читал всяческие непристойные газетенки и журналы, разыскивал рецепты и способы любовных игр, а вечером записывал в дневник рекомендации типа: «воды девственниц» или «пастилок Ришелье, способствующих большему пылу в любви». Интересовался лейтенант и положительными свойствами шпанской мушки…

Несмотря на жадный интерес к женщинам, он был девственником в свои восемнадцать лет и очень страдал от этого.

Виновата была не только его неказистая внешность, вторым препятствием было имя. Молодого лейтенанта звали Наполеоне ди Буонапарте. Услышав, как зовут юношу, все девицы немедленно покатывались со смеху.

Молодому человеку надоело стыдиться своего имени, поэтому ноябрьским вечером он и пришел в Пале-Рояль: девицы здесь были ласковыми, умели держать язык за зубами и не спрашивали клиента, как его зовут.

* * *

Стараясь выглядеть настоящим мужчиной, он начал разговор с проституткой с расспросов о ее «профессии», потом вдруг с дерзостью, свойственной очень застенчивым людям, спросил, как она лишилась невинности. И только после этого утратил наконец свою собственную…

Но пусть лучше сам Бонапарт опишет эту знаменитую сцену, переиначенную столькими историками.

«Четверг, 22 ноября 1787 года. Париж.

Особняк Шербур, улица Фур-Сент-Оноре. Я вышел от итальянцев и прогуливался быстрыми шагами по аллеям Пале-Рояля. Я совершенно не ощущал холода, благодаря закаленности и сильным чувствам, волновавшим тогда мою душу; как только я немного пришел в себя, осенний холод проник в жилы, и я решил войти под аркады галереи. Неожиданно мой взгляд скользнул по молодой девушке, стоявшей неподалеку от железных ворот. То, что в такой поздний час совсем молоденькая девушка обреталась в этом малопочтенном месте, не оставляло сомнений; передо мной была проститутка. Я пригляделся повнимательнее: она остановилась и посмотрела на меня — маленькая, застенчивая. Меня поразило сходство между нами, ее робость внушила мне уверенность в себе, и я решил заговорить с ней… Я говорил с ней, я, всегда ненавидевший шлюх, я, которого оскорблял даже взгляд, брошенный на меня девкой!.. Но эта девушка была так бледна и слаба, что вполне могла удовлетворить мое жгучее любопытство, если, конечно, не была глупа как пробка.