Док - Олег Борисов

Счастье еще, что Тибур успел вцепиться мне в рукав, втягивая назад. А то бы так и кувыркался вниз, на все черти-сколько этажей.

— Как знал, — прошипел разведчик, запутавшись в моих ногах. — Есть, распор вбил, веревку давайте… Так… Ну, я пошел, а док следом.

Следом, так следом. Спасибо еще, что научили на тренингах, как спускаться по узкому тросу, зацепив карабин. И пусть я болтался, как сосиска-переросток, но все же сумел через десять минут бесконечного спуска в бездну коснуться ботинками дна. Сверху мне на голову свалился Кокрелл. Где-то во тьме еще шебуршился Салса, а я уже шарил крошечным фонариком, пытаясь понять, куда подевался Тибур.

— Правее смотри, док, — пихнул меня в бок командир бригады. — Там должен быть лаз. Через него мы доберемся до тупиковой трубы, мимо которой раз в сутки проходит почтовый пневмо-экспресс. Для нас через двенадцать часов его притормозят на пять минут. Успеем перебраться в грузовые капсулы, и до конечной точки. Выход из трубы за собой заварим, здесь оставим пару сюрпризов. Даже если уроды доберутся до местных коммуникаций, ни в жизнь не догадаются, где мы укрылись. Двинулись, док.

Но я стоял столбом и смотрел, как пузырится кровь на губах Тибура. Потому что с такими ранениями ему не протянуть двенадцать часов. Чудо еще, что он лазал по трубам и скакал на веревке, словно взбесившийся бабуин. А у меня с собой лишь общий хирургический набор с парой ампул, который способен лишь протянуть агонию. И до госпиталя нам — как до другой планеты пешком.

— Двинулись, док, — усмехнулся белыми губами Тибур. — Двинулись. Нам еще минировать тут все к чертовой матери. Не мельтеши под ногами…

И я встал на карачки и засеменил по вонючей трубе, чтобы не мешать парням делать свою работу, ощущая с каждым вздохом, как у меня за спиной медленно умирает друг…

— Оно хоть стоило того? — в сотый раз я спросил Кокрелла и заткнулся. Потому что он даже не стал отвечать. Уже ответил, когда бегло просмотрел скачанную информацию и емко охарактеризовал наши «успехи». Заказчик может быть спокоен — мы знатно разворотили весь компьютерный центр, а сколько он уже заплатил, чтобы дубликаты компромата исчезли в других местах — я даже такие цифры выговорить не сумею… Но вот нашу проблему рейд не решил ничуть. То, на что удалось наложить лапу, лишь рассказывало о данных наружного наблюдения и извращенных развлечениях высокопоставленных чиновников разных мастей. Про корпоративные секреты не удалось найти ни байта информации. И грош цена этим записям. Только если бульварным газеткам продать, чтобы на чай заработать. Сходили за компроматом, называется. Шантажисты-любители…

— Док, ты бы мне вколол еще той дряни, что у тебя осталась, — прохрипел Тибур, и я осторожно протиснулся к нему поближе.

Любитель ножевого боя был плох. Совсем плох. Я как мог закрыл раны, поставил единственный катетер и воткнул обезболивающее. Но несколько пуль, разворотивших ему бок, явно вызвали внутреннее кровотечение, и без оборудования я был бессилен. Парень медленно загибался, беспрестанно кашляя, и держался лишь чудом да силой воли. Но оставалось ему совсем чуть-чуть.

Открыв последнюю ампулу, я сделал укол и уложил мокрую от пота голову себе на руку:

— Ничего, Тибур, мы еще попрыгаем. Слышишь? Вот-вот приползет почтовый экспресс, перенесем тебя и домчим до казармы мигом. А там у меня все под рукой, оглянуться не успеешь… Ты только не молчи, пандиллеро, нельзя тебе молчать. Если отрубишься — все, уснешь навсегда… Расскажи мне лучше чего-нибудь. Потихоньку, шепотом. Ну, про Самсона нашего расскажи, про братишку, как вы с ним познакомились?

И, пачкая мне рукав кровью, лучший рукопашник бригады еле слышно засипел, вспоминая давно прошедшие дни…

— Плохо мы с ним начали, док, очень плохо…

* * *

Огромный негр замер в углу казармы, застыв готовой взорваться грудой мышц. Вокруг него бесновалась толпа подростков, выкрикивая угрозы и ловя тот миг, когда можно будет вцепиться в гиганта, чтобы порвать на части.

— Урод черномазый! Г…н драный! Ты на кого руку поднял, с…ка! Мы тебя…

Вперед протиснулся крепко сбитый живчик с обезображенной ожогом щекой:

— Что тут у нас?

— О, Тибур! Смотри, новенького занесло! Нет, чтобы представиться, как положено, он Августо в рыло сунул! Не понравилось ему, что чернож…пой обезьяной назвали!

— Непорядок. Нельзя так с сослуживцами. Они к тебе — со всей душой, а ты руками размахиваешь.

— Убью, — зло просипел гигант, и лишь крепче сжал кулаки.

— Да неужели? — восхитился вожак стаи и потянул из кармана нож-раскладушку. Потом улыбнулся, и достал еще один, такой же. — Ну, раз ты у нас такой крутой, давай проверим, чего стоят угрозы. Все — по честному. На ножах. Пока первый не попросит пощады… Слабо?

Толпа орала, верещала, скакала на спинках двухъярусных кроватей. А два молодых парня пытались друг друга убить. Кровь уже заляпала пол, стены, обильно намочила распоротые майки, но бойцы все кружили по казарме, пытаясь достать противника. Молниеносные удары следовали один за другим, сопровождаясь попутно тычками в глаза, горло. Крепкие ботинки норовили сломать голень, или раздробить колено. Острая сталь кромсала плоть, но и здоровяк-негр и стремительный латино все еще держались на ногах. Казалось, еще миг, и кто-то пропустит последний выпад. Но дверь в казарму распахнулась, и внутрь вломился наряд военной полиции, разорвав спертый потный воздух воплями свистков.

— А ты ничего, бугай, силен, — усмехнулся Тибур, когда его волокли к выходу, скрутив руки за спиной.

— Пошел ты, — только и ответил Самсон, получив первый удар дубинкой…

* * *

— А потом он меня в карцере выхаживал, — прохрипел Тибур. — Двое суток тряпки в миске с водой мочил и поил. Нас тогда знатно отмутузили за драку, я чуть копыта не отбросил. Но выкарабкался. А Саме — хоть бы хны, лишь цвет с черного на синий сменил на пару недель, и все. Крепкий чертяка, никогда никого не боялся…

Мы протянули еще полчаса. Из той долгой вереницы минут и секунд, что приближала нас к приходу долгожданного экспресса.

— Это точно, Самсон здоровяк был, хоть куда. Сколько мог барахла за один присест утащить, — согласился я, стараясь не потревожить нечаянным движением скрючившегося от боли друга.

— Вот черт, — еле слышно отозвался он, с трудом ловя спертый воздух. — Не хочу вспоминать, как мы вместе воевали. Там сплошь одна кровь и трупы. Г…но одно, док, даже обидно. Сколько людей накрошили, уже и не верится… Лучше про учебку. Там было весело. Как вообще может быть весело в армии… Чего только стоит его боязнь высоты.

— У Самы? Высоты? Шутишь, он с любого обрыва мог сигануть, даже не поморщившись.

— Мог. Но поначалу — мы его толпой с парашютной вышки сбросить не могли…

* * *

— Я не полезу, — наотрез отказался здоровяк, и начал лихорадочно оглядываться, пытаясь найти пути отступления.