Я люблю время - О'Санчес

Цыган плакал, высоко разевая губастый рот, зубы у него стояли вперемежку: свои, белые с черною каймой, и вставные золотые. Верхние клыки почти как у молодого волка – острые, ровные, длинные.

– Что ревешь? Я к тебе не приставал, твою девушку не лапал, годы пить не собирался. Как этого урсуса – Ашшупаласар звали? – Цыган разинул рот и даже плакать перестал.

– Нет, что ты, они столько не живут. Но это вроде бы прапраправнук в каком-то колене. Прямой потомок. Пощади, а? Слушай, а я ведь тебя должен бы раньше знать?

– Кому служишь? Чей ты?

– Чей, чей… Свой собственный, никому не служу. Не губи, Филарет! Я тебе послужу, рабом буду хоть тысячу лет, хоть две. А хочешь – сбегу на край света, в нору зароюсь, как сердце стучит – и того не услышишь. Я тебя прошу!

– Не верю я тебе, вот закавыка. – Филарет подошел вплотную, двумя пальцами обломил арматурное полукольцо, обхватившее туловище цыгана, выпрямил его и ладонями разгладил в меч, но не такой, как во время сечи косматиков, с ограничивающей полосой вместо гарды отделяющей рукоятку от самого клинка, с широким лезвием, на конце как бы срубленным поперек. Ладно… Фильм «Горец» – смотрел?

– Чего?

– На место! – Арматура разжалась, выпустила цыгана из силков и бесшумно юркнула в землю. Но цыган не попытался ни бежать, ни хотя бы распрямиться в полный рост – так и стоял неловко, как бы съежившись. Зубы его стучали.

– Пощадил бы ты меня… А?… Последний раз прошу.

– Последний раз просишь? – Филарет, услышав сказанное, даже поперхнулся от смеха. – Ну ты приколист! Надо будет запомнить. Становись на колени… И так, чтобы под ветер от меня… Не дрожи, это мгновенно и почти без брызг.

– Филечка! Филя! Что ты делаешь! – Света очнулась, и Филарет аж взрогнул от ее крика.

– Замер! – Филарет запечатал цыгана в неподвижность и повернулся к девушке.

– Ты как? Все нормально?

– Филечка! Да. Но ты… Что ты делаешь?

– Как что? Свожу счеты. Узнала парня, который тебя в метро ограбил?

– Да.

– Морок и порчу на тебя наводил. И вообще он негодяй. Отвернись, я быстро. Причешись пока, поправь, нам уходить пора, потому что все дела у нас вроде как выполнены на сегодня, все неприятности закончились.

– Филечка…

– Да, Света?

– Ты его хочешь убить?

– Гм… Он этого заслужил. – Света безумными глазами смотрела на рыцаря своих недавних грез, на странный меч в его руках, на нечеловеческий взор его, на цыгана, свинцово-бледного, такого кошмарного, а сейчас еще более страшного в своей предсмертной тоске…

– Это из-за меня? Ты из-за меня его так… Решил… – Время шло и удерживать ситуацию бесконечно не представлялось возможным, однако Филарет сохранил выдержку и терпение.

– В основном – да, из-за тебя. Светик, это необходимо.

– Отпусти его.

– Что?

– Отпусти его. Я тебя умоляю.

– Света, да ты с ума сошла. Его нельзя не то что отпускать, а… Цыц, сволочь! – Вспыхнувшая надежда собрала в цыгане все его силы, и он сумел освободить от заклятия рот:

– Отслужу… Красавица, ненаглядная моя… Ножки, пяточки лизать буду… червем навозным…

– Филечка, что угодно! Я… ты… Я тебя умоляю! Ради меня! Ради нас с тобою! – Света упала на колени и протянула в сторону Филарета свои прекрасные руки. Слезы покатились по ее щекам – прощай мэйкап!…

– Все сегодня меня просят и умоляют. Светик… Ладно. Хорошо, я его отпущу, но только я тебя тоже попрошу: встань с колен, пожалуйста, здесь не провинциальный театр. Вытри слезки…

– Эй ты, швуль немытый! Чеши отсюда, пока я не передумал! – Первые три метра цыган полз на карачках задом наперед, а потом пустился в галоп, подпрыгнул высоко и уже на своих двоих еще надбавил скорости: полминуты не прошло, как окоем опустел.

Филарет отбросил за ненадобностью ржавый прут, отряхнул руки, полез было за платком, замер в недоумении и рассмеялся.

– Светик! Дело-то сделано. Смотри – вот папка. Погоди, дай руки вытру… Вот документы, что мы искали. Все необходимые нам подписи – на месте. Мы богаты.

– Какие документы?… А-а… Здорово… – Света понемногу приходила в себя. – З-замечательно. Я опять ничего не помню, что со мной было…

Филарет положил ей руку на плечо, полуобнял.

– Так лучше?

– Д-да.

– А все равно дрожишь. Пока ты меня ждала, этот гусь подкрался – уж не знаю, как он нас выследил – и попытался опять морок на тебя навести. Я вижу такое дело – крикнул им. Они испугались, ты испугалась.

– А зверь?

– Медвежонок-то? Он пуще всех перепугался, понос его прошиб, небось и сейчас сидит в кустах, дерьмо с себя слизывает.

– Ни фига себе медвежонок! Это чудище с мачту ростом! Я же вот так его, вот как тебя видела!

– Угу. С две мачты. У страха глаза велики – верно говорят люди. Ну и, само собой, морок он успел тебе подбавить. Вот и мачта тебе привиделась.

– Да-а? Филя… А… ты тоже так можешь? Как они?

– Гм… Ладно, только ни гу-гу и никому: да. Еще и лучше могу. С гипнозом у меня все в порядке.

– Правда?

– Да. Ты думаешь, почему шеф нас с Вилом выбрал?… Так что они жестоко обломались, когда на меня нарвались. Спасибо, кстати, ты вовремя меня уговорила не казнить этого идиота, а то отоварил бы я его прутом по шее, а он, чего доброго, и впрямь бы умер со страху. Отвечай потом за дурака.

– Ой… – Света призадумалась и дрожать перестала. – А ты и меня можешь… загипнотизировать?

– Служебная этика запрещает. Хотел бы – так давно бы уже… Только я с тобой никогда и ни за что так не поступлю, поверь! Ты мне веришь. Ты полностью осознала, что я так не поступлю.

– Филечка! Я тебе верю! Наклонись, я кое-что хочу тебе сказать… На ушко…Ты самый хороший! – Света вдруг чмокнула Филарета в скулу и порозовела. И тут же побледнела как полотно.

Филарет подобрался – короткие волосы ощетинились – зыркнул влево-вправо, напряг затылок…

– Светик, ты чего? Все спокойно, все хорошо, цыган убежал медвежонка ловить, нам они больше не попадутся.

– Папка…

– Что папка? Вот же она. Там все отменно гладко, я проверил. – У Светы задрожали губы.

– Командировка закончилась, да? Да?…

– Нет, это не девица, а три-четыре горя в слезах из моря! Все только начинается. А не заканчивается. Который час?

– Два. Пять минут… третьего… – Филарет мысленно набрал воздуху во всю грудь и медленно-медленно выдохнул. Чему быть, того не отменить. Амур свидетель – он этого не просил!…

– Ну так и не реви тогда! Я понимаю, что ты переволновалась, бывает со всеми. Времени до вечера у нас вдоволь, поэтому мы сейчас берем мотор, едем к тебе, пьем чай и кофе, я тебе сделаю успокаивающий массаж – спинку, плечики, ступни, кисти… И все твои беды выветрятся из памяти получше всякого гипноза!