Первый. Бывший. Единственный - Татия Суботина

История повторялась.

Я вновь бежала сломя голову, не чувствуя под собой земли. Сердце грохотало прямо в горле, а перед глазами так и застыла страшная картинка, как мою девочку обижают мальчишки. Трое против одной маленькой испуганной первоклашки! Моему возмущению не было предела.

Когда я вылетела на улицу, из ноздрей едва ли пар не валил, настолько накрутила себя. И совершенно оказалась не готова к тому, что увидела…

Моя дочь – невинное дитя. Ладно, не такое уж невинное, иногда просто настоящий бесенок, но все же… Я никогда и помыслить не могла, что Руслана способна на такое.

Она явно тиранила троих мальчишек 12-13 лет. Теснила их дальше по улице, рычала, лупила, по чему попадала, и всячески проявляла несвойственную ей агрессию.

Я замедлила шаг, коленки отчего-то дрогнули, точно не были уверены, стоит меня держать дальше или лучше приземлить на пятую точку опоры.

Похоже, не Русю спасать надо было, а парней от Руси.

– Что здесь происходит? – спросила я, как только силой воли вернула себе дар речи.

– Уберите от нас эту припадочную! – завопил мальчик, которого моя дочь попыталась укусить.

– Руся! – перехватила я ее за талию, оттаскивая от троицы, словно взбесившуюся собаку. – Перестань.

– И чтобы я вас здесь больше не видела, ясно?! – кричала эта маленькая рыжая бестия. – Иначе пожалеете.

– Чокнутая, – послышалось от мальчишек.

– Тебе лечиться надо!

Руся громко клацнула зубами, и троица стала улепетывать отсюда с таким видом, точно  парни имели неудачу воочию повстречаться с мифическим цербером.

Едва они скрылись за поворотом, как моя дочь пришла в себя, перестала рычать, скалиться и напоминать пациента клиники для душевнобольных.

– Все, можешь меня уже отпустить, мам, – скомандовала мне Руслана. – Отлично получилось. Они теперь точно сюда не вернутся. Мам?

Меня бросило в жар, потом резко в холод.

– Я жду объяснений, – выдавила из себя я. – Нет, я их требую.

– Помнишь, ты мне говорила, что слабых обижать нельзя? – склонила голову набок дочь.

– Помнится, я еще и говорила, что нельзя всякую каку в рот тащить, а ты кусаться удумала.

– Что это недостойное поведение, когда свою силу выпячиваешь, гнобя тех, кто слабее? – продолжила Руся, игнорируя мою иронию.

Я догадывалась, дочь зашла сильно издалека.

– И ты, получается, решила проверить мои слова на практике?

– Нет, я решила заступиться за слабого, чтобы кое-кому неповадно было делать разные гадости, – гордо вскинула подбородок Руся и поспешила к скамейкам.

Только сейчас за одной из них я заметила парнишку.

– Все закончилось, выбирайся оттуда, – скомандовала моя дочь. – Они убежали, поджав хвосты.

Сначала мой взгляд приковала шапка с помпоном, съехавшая набекрень, а потом я поразилась выразительным синим глазам мальчишки. По возрасту он был ближе к убежавшей троице. Высокий, худенький, с правильными чертами лица… На его левой скуле я заметила след от удара.

– Все в порядке? – спросила я.

Мальчик ничего не ответил. На меня он лишь мельком глянул, казалось, все его внимание было сосредоточено на Русе.

– Уже да, – ответила моя дочь. – А если мы поедем к нам, чтобы Матвей дорисовал меня, то будет вообще отлично.

– Ты его знаешь? – повернулась я к ней.

– Это Матвей, – пожала плечами она. – Он здесь рисовал, а я позировала, пока эти деб… ну пацаны те не появились. Пришлось популярно им объяснить, чья эта улица.

– Твоя, что ли? – хмыкнула я.

Руся зашла за скамейку, присела и с деловитым видом стала собирать в сумку разбросанные художественные принадлежности.

Я тоже принялась помогать. Правда, моя помощь оказалась непродуктивной, едва взяла первый набросок – так и зависла. Картинки были как живые.

– Это твои рисунки? – удивилась я, на что Матвей кивнул. – Очень красиво.

– Я же говорила, что моя мама разбирается в искусстве, – улыбнулась мальчику Руся. – А тех идиотов ты не слушай, они…

– Матвей! – послышался мужской крик. – Сколько раз я просил тебя не отходить далеко от машины?  Ты хоть иногда меня слушаешь или только делаешь вид?

По спине у меня поползли мурашки, сердце, казалось, на миг перестало биться, и дыхание перехватило. Время словно повернулось вспять, а потом остановилось.

Как в замедленной съемке я обернулась, чтобы встретиться глазами с… бывшим мужем.

Это был взрыв. Выстрел. Цунами.

Меня оглушило собственное сердцебиение, земля дрогнула под ногами, и небо тут же свалилось на голову.

«Вася, ты драматизируешь», – сказал бы мой психотерапевт. Потом назначил бы дополнительные сеансы и выписал лекарство счастья. И меня бы сразу отпустило. Наверное.

Но психотерапевта у меня не имелось.  К сожалению или к радости.

Поэтому приходилось держать лицо и гасить эмоции. Они не слушались, но за эти годы я научилась с этим справляться. Я многому научилась. Только вот сердце все еще не поддавалось дрессуре, билось как бешеное, словно собиралось выпрыгнуть прямо в руки… предателя.

Дубравин тоже застыл, как на преграду напоролся, и жадно впился в меня глазами. Его осмотр отдавался жаром в моем теле, точно все не ограничилось простыми переглядываниями, а трансформировалось в совершенно другой уровень близости.

«Привет», – как ни в чем не бывало говорили его глаза.

«Привет», – так же банально отзывалась я в ответ.

«Вася», – улыбался краешками губ Дубравин.

«Кеша… – подавалась вперед я. – Зачем ты опять появился? Почему так долго не давал о себе знать?»

Ответа на эти вопросы «Дубравин в моей голове» не давал, да и я не очень-то хотела его слушать. А вот смотрела с удовольствием, насмотреться не могла.

Бывший муж заматерел. Раздался в плечах, стал как-то даже массивнее, на его висках появилась седина… Но она его совсем не портила.

– Привет, – брякнул Дубравин.

– Привет, – выдохнула я, хотя хотелось сказать совершенно другое. И ему тоже, я видела. Я чувствовала.

– Вась…

На самом деле Армагеддон не начался, это внутри меня бушевал шторм. Такой же сильный, как и в глазах бывшего мужа.

Мы сцепились взглядами. Вокруг продолжалась жизнь, но она сейчас отошла на задний план. Все выцвело, поблекло, замерло… Словно ничего вокруг не было, как и не было той долголетней разлуки…

– Мам? – выбил меня из этого состояния голосок дочери.