Рождение гигантов - Николай Басов

– Наездников, – поправила мама автоматически. Она о чем-то своем думала.

– Слушай, – вдруг «ожила» Лада, – если ты сегодня собираешься на Алюминиевый, может, я сразу на аэродром отправлюсь? Машину готовить, а то нынешние техники по зиме не спешат с заправкой.

– Ладушка, как говорит мой сын, не валяй дурака. Выпьешь чаю и пойдешь на свой аэродром. – Мама вдруг повернулась к Баяпошке. – Бая, и ты тоже не убегай, когда они уйдут, мне с тобой поговорить захочется.

Дальше шли в молчании, только мама сдержанно оглядывалась, меряла вырчохов взглядом. И это переполнило Ростикову чашу терпения. Он действительно не выдержал.

– Друг-Докай, давай не будем чай пить, сразу в полет отправимся? Туда всего-то два часа лету?

– Это обязательно? – спросил Докай. – Тогда хорошо, полетели. Мне не очень нравится летать, но ваши машины выглядят надежными.

– Мам, – Рост повернулся к маме, – ты уж извини, но…

– Летите, – вдруг легко согласилась мама и взяла Баяпошку под руку, – мы с Баей и вдвоем посекретничаем.

Пока шли на аэродром, неблизкий путь, кстати, Докай вдруг разговорился. Причем не просто так, а с Ладой. Росту оставалось только переводить, чем он и занялся, немного механически, правда.

– Понимаешь, друг-люд, мне почти все тут любопытно, но удивляет больше всего одна особенность… У вас очень разные мысли, у каждого свои, и очень по-свойски вы с ними обращаетесь.

– То есть как это? – не поняла Лада. Для нее человек и его мышление раздельно не существовали.

– Есть люди, которые мыслят сильно, а есть такие, кто думает… м-да, как это ни обидно звучит – слабо. И они не пытаются думать лучше.

– Ну, думать – это не гири таскать. Тут силу не накачаешь, – отвечала «разумница» Ладушка.

– Это неправильно, друг-девушка-люд. Эта разница в вашем мышлении наводит меня на мысль, что должны быть люди, специально обученные мыслить… Но таких я почему-то не могу отличить от других. Вот только – Рост-люд, кажется, и может это регулировать. – Пока они шагали дальше, Докай что-то вычитывал в Ладе, наконец удовлетворенно кивнул и продолжил: – Я думаю, что вы потому такие всеобъемлющие, что на самом деле всеядны. И возможно, это же делает вас неплохими солдатами.

Лада вдруг пустилась в собственные откровенности.

– Слушай, друг-Докай, ты лучше объясни, как вы ставите высоколетящие змеи, которые на кораблях используете вместо парусов?

– Что такое паруса?

Ростик стал понемногу оттаивать, этот разговор рассмешил бы кого угодно, хотя, если по-честному, глуповато звучал. Особенно в его переводе.

– Тебе лучше, девушка-люд, спросить о чем-нибудь другом. Я не понимаю техники, – Докай, конечно, тоже улыбался, только вырчохи хранили каменную безэмоциональность, – хотя охотно ею пользуюсь.

– Ладно, спрошу другое. Вот ты сегодня был на конюшне. Тебе лошади понравились?

– Очень. Только они хрупкие… Зато вас уважают всеми силами души. Друг-Рост, так можно сказать на вашем языке?

Ростик кивнул. И вдруг неожиданно для себя спросил:

– Что такое талант?

Докай сразу посерьезнел, даже слегка помрачнел.

– Это ты и сам уже знаешь, только хочешь подтверждения… Сферу поддерживают две структуры – металлолабиринты, которые могут существовать везде, кроме очень агрессивных зон, где и происходит подготовка условий для разнообразной жизни. И менгиры, окаменевшие чегетазуры, как ты выяснил в своем плену. Но условия и возможности их хранения, выработанные чегетазурами, неясны. Эти поля с окаменевшими, некогда живыми существами, многократно пытались найти, особенно расы, склонные к торговле, потому что в них и вырастает талант. Думаю, не стоит говорить, что пока в изученной мною части мира это никому не удалось.

– Знаешь, я привез несколько талантов из плена, – отозвался Ростик. Он уже почти жалел, что задал свой вопрос. Его одолело подозрение, что он, действительно, и сам знал ответ, вот только не мог сформулировать словами. А это, в свою очередь, наводило на мысль, что он много чего знает, вот только… не догадывается об этом.

Докай уловил смену его настроения. А может, и прочитал это, он в последнее время перестал стесняться, забирался в сознание Роста, как в свою тарелку во время обеда.

– Город, у которого есть несколько талантов, может начинать большую торговлю, найдутся охотники с вами сотрудничать… Слушай, а я тоже хочу тебя спросить? Там, куда мы летим, шахматы найдутся?

– Шахматы там, может, и найдутся, вот только играть тебе придется со мной.

– Жаль, – меланхолически отозвался Докай. – Тебя я уже могу переиграть. Мне бы кого посильнее.

– Знаю, – вздохнул и Ростик. Докай как шахматист рос не по дням, а по часам. Он уже выигрывал у Роста четыре партии из пяти, и лишь пятую, когда откровенно пускался на эксперименты, удавалось свести в теоретическую ничью.

Докай стоял, почему-то покачиваясь, Росту мигом представилось, вот еще немного, и этот не вполне представимой «направленности» и специализации шаман, уже даже напрямую – шаман, вот возьмет и запоет что-то, а то и камлать начнет. Какая-то страшная и не вполне понятная сила протянулась от него к автоклавам, от чего Ростику становилось страшно.

То есть он, конечно, многое подозревал вот в этих… «другах», но чтобы такое?.. В луче, которым Докай общупывал буквально каждый сантиметр поверхности каждого из автоклавов, было что-то и от упругой силы прутика, который не в меру шальные мальчишки иногда засовывают в муравейник, и что-то повелительное, дерзкое, даже не считающееся с мнением Зевса и жизни, которую он творил в этих автоклавах, и было там что-то… еще более неприятное, чуть ли не сладострастное или масляно-гнилое. И Докай, хотя отлично понимал, что Ростик это видит, как видят и трое аймихо, которые спустились с ними вместе в подвал, все равно продолжал свои действия.

Первой не выдержала одна из стариц аймихо, одна из тех, кто когда-то обучал Ростика, чтобы он стал Познающим, Туадхо Дну, кажется, старшая в этой группе. Она фыркнула на весь подвал и вышла по ступеням в заводской двор. За ней потянулись и другие двое, как всегда у аймихо получалось, почти незаметно для остальных. Если бы Ростик не чувствовал ментальные действия Докай, он бы этого, кажется, тоже не заметил.

Из людей после этого пришлось сначала обратить внимание на Стаса Рындина. Здоровенный, как п’ток, он спросил своим мерным, тяжким баском:

– Ну, майор, что-нибудь понятно?

Людочка Просинечка бросила на него почти гневный взгляд и зачастила:

– Гринев, ты бы хоть пояснял, что вы делаете, ведь непонятно же! А мне надо знать, ты тут постоял, а потом усвистишь куда-нибудь, и спрашивать будут с меня.

Ростик вздохнул, подошел к ней и положил руку на плечо. Людочка, даром что такая крохотная была, а все поняла, умолкла, только в свете факелов стала внимательнее всматриваться в лицо Роста, словно пыталась там вызнать, что да как. Ну и сообразить, что же ей докладывать в Боловск… об этой как бы инспекции.