Балдежный критерий - Уильям Тенн

Расправляясь с последним куском дыни, которую он вообразил себе на десерт — она тут же появилась, на тарелке, прямо из крышки стола, — он заметил, что лампы тоже представляли собой просто декоративные устройства. Свет исходил от стен, или от потолка, или от пола — отовсюду в доме, и как раз такой интенсивности, как требовалось.

Грязные тарелки и использованное серебро исчезли в крышке стола, растворились, словно сахар в горячей воде.

Прежде чем отправиться в постель, он решил заглянуть в библиотеку. Ведь он, кажется, раньше представлял себе, что в доме у него будет библиотека? Не уверенный в этом, он заглянул в одну из комнат рядом с гостиной.

Теплое маленькое пространство содержало в себе все книги, когда-либо доставившие ему удовольствие. Он с удовольствием провел час, перелистывая их все от Эйкена до Эйнштейна, пока не наткнулся на прекрасное издание Британской энциклопедии. Первый же открытый наугад том заставил его осознать ограниченность того, чем он владел.

Статьи, которые он в свое время прочел от начала до конца, были приведены целиком, но те, с которыми он ознакомился лишь частично, в таком виде здесь и присутствовали. Что же касается всего остального, то страницы имели такой вид, словно были покрыты непонятными, не полностью пропечатанными пятнами. Сначала он рассматривал их в тупом недоумении, но потом понял— это то, что зафиксировал его взгляд, когда он еще прежде пролистывал страницы книги.

По узкой лестнице Пол поднялся в спальню.

Устало зевая, он смутно отметил, что постель была как раз такой ширины, какой ему всегда хотелось. Как только он побросал одежду на стоящее рядом кресло, оно легонько подскочило, стряхнув ее с себя. Пол, судорожно корчась и извиваясь, оттащил ее в стоящий в углу стенной шкаф, где, как Пол представил себе, она оказалась аккуратно развешенной.

В конце концов, он улегся. И вздрогнул, когда простыни сами окутали его со всех сторон. Припомнилось, что большую часть трех последних ночей он провел за игрой в шахматы и у него накопился большой недосып. Ему хотелось встать пораньше, чтобы обследовать свои восхитительно услужливые владения в деталях, но вот беда — он позабыл захватить с собой будильник…

Какое это имело значение?

Пол приподнялся, опираясь на локоть; однако простыня не соскользнула с груди.

— Послушай, ты… — сказал он, обращаясь к противоположной стене. — Разбуди меня точно через восемь часов. Но только каким-нибудь приятным способом, понимаешь?

Пробуждение, однако, сопровождалось отчетливым ощущением ужаса, вгрызающимся в сознание. Он спокойно лежал, спрашивая себя, что его так напугало.

«Пол, дорогой, пожалуйста, проснись. Пол, дорогой, пожалуйста, проснись. Пол, дорогой, пожалуйста…»

Голос Каролины! Он подскочил в постели и, как безумный, зашарил взглядом по сторонам. Каролина здесь? Посланная вчера телеграмма, где он просил ее приехать и взглянуть на их новый дом, могла прийти только сегодня к завтраку. Даже самолетом…

И потом он вспомнил. Ну конечно! Он похлопал по постели рукой.

— Отличная работа. Я бы и сам не мог сделать лучше.

Передняя спинка кровати изогнулась под его рукой, а стены завибрировали с гудящим звуком, поразительно похожим на мурлыканье.

Душ, решил он, должен оказаться воплощением той остро желанной, но прежде недостижимой концепции, которая когда-то на пару секунд мелькнула в его сознании, а после была забыта. Все оказалось просто: он вошел в кубическую комнату, стены которой были усыпаны множеством крошечных дырочек, и со всех сторон его обрызгало теплой мыльной пеной. Покрыв его с ног до головы, она перестала поступать, сменившись чистой водой той же самой, приятной температуры. Когда все мыло с тела ушло, он обсох под тонкими струйками воздуха.

Выйдя из душа, Пол обнаружил свою одежду, великолепно отглаженную и с легким запахом прачечной. Этот запах удивил его, хотя вообще-то он ему нравился; но тут же до него дошло, почему ощущается этот запах — как раз потому, что он ему нравился!

Сегодня будет на редкость приятный день, подумал он, подсказав окну в ванной комнате открыться и выглянув наружу; жаль только, что у него нет с собой никакой одежды полегче. Однако, глянув вниз, Пол обнаружил, что одет в спортивную рубашку и широкие летние брюки.

Очевидно, дом втянул грязную одежду в свою структуру, а взамен обеспечил его дубликатом с учетом изменившихся потребностей.

Самый чудесный завтрак, который он сумел вообразить, сбегая по ступеням лестницы, уже ждал его в столовой. Экземпляр «Эммы» Джейн Остин, которую он перечитывал в последнее время за едой, лежала рядом, открытая на нужной странице.

Пол счастливо вздохнул.

— Теперь не хватает только Моцарта — приглушенно, чуть слышно.

И зазвучал Моцарт…

* * *

Вертолет Коннора Кунца лениво опустился с ясного неба в четыре часа дня. Приказав дому исполнить соло на трубе в исполнении Бэнка Джонсона, Пол медленно пошел навстречу своим гостям.

Первой из вертолета вышла Эстер Сакариан. На ней было строгое черное платье, делавшее ее непривычно женственной и совсем не похожей на «лабораторную мышку».

— Прости, что привела с собой дока Кунца, Пол. Но согласись, у меня были основания думать, что после ночи в этом доме ты можешь нуждаться в помощи медика. И потом, у меня нет своего вертолета, а он предложил отвезти меня.

— Все в порядке, — великодушно ответил Пол. — Я готов обсуждать свой дом с Кунцем или с любым другим биологом.

Она протянула ему желтый листок бумаги.

— Это тебе. Только что пришло.

Он прочитал телеграмму и сморщился.

— Ничего важного? — спросила Эстер, подчеркнуто глядя в сторону, на розоватое облако, якобы внезапно завладевшее ее вниманием.

— Ох! — Он скомкал телеграмму и принялся подкидывать комок на ладони. — Каролина. Пишет, что никак не ожидала, что я хочу поселиться тут навсегда. Пишет, что, если это всерьез, придется пересмотреть нашу помолвку.

Эстер скривила губы.

— Ну, до Бостона далеко. И если допустить, что твой дом не совсем мертв…

Пол засмеялся и подбросил бумажный шарик в воздух.

— Точнее, совсем не… И в настоящий момент меня больше всего волнует вот что: люби меня, люби меня, мой дом. Кстати о домах… Назад, сэр! Назад, я сказал!

Пока он говорил, дом сползал вниз по склону, выставив вперед эркер и поджав заднюю часть. Теперь, услышав этот резкий окрик, он резко втянул эркер в стену, бочком отполз на свое место на вершине холма и замер, слегка подрагивая. Соло на трубе сменилось печальным мотивом.

— И… И часто он такое проделывает?

— Каждый раз, когда я отхожу от него, — ответил Пол. — Можно, конечно, запретить ему делать это раз и навсегда, но мне нравится. И потом… как-то не хочется обижать такое милое, теплое существо. Не хочется делать ему больно. Эй, Кон-нор, а ты что думаешь?