Владимир Святой - Алексей Карпов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Крымский поход Бравлина действительно имел много общего с корсунским походом князя Владимира. Многочисленная русская[77] рать «пленила» весь юг Крымского полуострова — «от Корсуня и до Корча» (Керчи). Был захвачен и Сурож, родной город святителя Стефана. Князь, «изломив» силою железные врата, вступил в город и подверг его жестокому разграблению; была осквернена и разграблена церковь Святой Софии и гробница святителя. Но внезапно Бравлин был поражен жестоким недугом: его лицо оборотилось назад, он упал, изо рта пошла пена. Князю представилось, будто некий старец (святой Стефан) схватил его и намеревается убить. Старец обратился к поверженному с такими словами: «Если не крестишься в церкви моей, [лицо твое] не возвратится на место и ты не выйдешь отсюда». «И возгласил князь: “Да придут священники и крестят меня. Если поднимусь и лицо мое станет как прежде, крещусь!”» Так и произошло. Бравлин действительно принял крещение. Русская рать покинула Сурож, не причинив городу никакого ущерба.
Очевидно, перед нами легенда, но, как показывает исследование В.Г. Васильевского, легенда, бытовавшая в Крыму в конце X века и, несомненно, известная не только сурожанам, но и херсонитам.
Параллель между чудесными исцелениями двух предводителей варварских северных ратей достаточно красноречива[78]. В глазах жителей крымских греческих городов Бравлин был не просто предшественником князя Владимира, но и типологическим образцом для него, тем историческим примером, на который можно было опереться, объясняя происходившие события. Но это еще не все. У нас есть основания полагать, что культ святого Стефана (и, следовательно, все те сюжетные мотивы, которые присутствуют в его Житии) стал особенно актуальным в Крыму именно в конце X века и, более того, именно в связи с корсунским походом князя Владимира. Оказывается, с именем святого Стефана Сурожского связано имя царицы Анны, супруги Владимира. Это следует из Жития святого, а именно из его четвертого, последнего посмертного чуда, которое называется в рукописях: «О исцелении царицы корсунской»:
«Анна же царица, от Корсуня в Керчь идуши, разболелась на пути смертным недугом на Черной воде[79]. Пришел ей на ум святый Стефан, и сказала [царица]: “О святый Стефан! Если избавишь меня от болезни сей, многим одарю тебя и почести тебе воздам!” И той же ночью явился ей святый Стефан, говоря: “Христос, истинный Бог наш, исцеляет тебя через меня, служебника своего. Восстань здрава, иди в путь с миром”. Тотчас прекратился недуг ее, и выздоровела, словно никогда не болела, и ощутила исцеление, дарованное ей, и возблагодарила горячо Бога и святого Стефана. И на следующий день все, кто был с нею, встали с радостию великой, и отправились в свой путь… и много даров даровали церкви святого».
Трудно сомневаться, что названная по имени «царица» Жития — супруга князя Владимира. Имя «Анна» не относилось к числу распространенных имен среди представительниц византийского двора в IX–X веках (а именно этим временем может датироваться описанное в Житии чудо). Главное же заключается в том, что Анна — вообще единственная византийская царица, о пребывании которой в Крыму — и именно в Херсонесе! — достоверно известно[80]. Отмечу, что в тексте Жития «корсунская царица» вовсе не отождествляется с русской царицей Анной, супругой Владимира, — а следовательно, исключена возможность появления ее имени в результате догадки переводчика или переписчика текста.
О странном на первый взгляд маршруте путешествия Анны — из Корсуни в Керчь — мы поговорим позже. Для нас важен прежде всего сам факт болезни Анны, а также ее обращение к заступничеству святого Стефана, очевидно, почитавшегося по всей территории греческого Крыма. Анна (а значит, и Владимир), оказывается, побывали вблизи Сурожа, отослали богатые дары церкви, в которой лежали мощи святого, — и это обстоятельство служит еще одним доводом в пользу предположения о влиянии Жития сурожского святого на рассказ об обращении Владимира в христианство. Я думаю, что связь между рассказом о крещении Бравлина из Жития Стефана Сурожского и легендарным сказанием о Владимире могла быть двоякой: с одной стороны, те или иные детали рассказа о крещении Владимира могли появиться под влиянием Жития (или устного предания, бывшего его источником); с другой, военные действия Владимира в Крыму могли повлиять на наименование самого Бравлина в Житии именно «русским князем».
Выскажу еще одно соображение. Литературное влияние на «Корсунское сказание» о Владимире устойчивой агиографической схемы: болезнь — крещение — чудесное исцеление (вне зависимости от того, к какому — устному или письменному — источнику оно восходит) могло проявиться не совсем так, как это обыкновенно представляется ученым: не рассказ о болезни Владимира мог быть домыслен составителем сказания для того, чтобы объяснить крещение князя, а, напротив, рассказ о крещении мог возникнуть под влиянием вышеназванной агиографической схемы как естественное следствие болезни, поразившей Владимира в столь ответственный момент. Возможно, эта болезнь действительно приключилась с князем после завершения корсунской осады, но, думаю, не лишено основания и предположение о том, что она появилась в сказании в результате припоминания о болезни царевны Анны, о которой прямо свидетельствует Житие святого Стефана Сурожского.
Летописец сообщает некоторые другие подробности корсунского крещения князя Владимира. Из них мы узнаем еще об одном вероятном источнике летописного сказания — местных корсунских преданиях, привязанных к тем или иным памятникам древнего Херсонеса.
«Крестился же [Владимир] в церкви Святого Василия, и стоит церковь та в Корсуни-граде, на месте посреди града, где торг совершают корсуняне; палата же Владимирова с края церкви стоит и до сего дня, а царицына палата за алтарем».
За крещением Владимира последовало его бракосочетание с Анной[81].
Выше процитирован текст Лаврентьевской летописи (или, по-другому, Лаврентьевского списка «Повести временных лет»). Удивительно, но другие летописи, в том числе и очень близкие к Лаврентьевской в этой части «Повести временных лет», резко расходятся с ней и друг с другом в наименовании той корсунской церкви, в которой произошло крещение князя Владимира. Так, согласно Радзивиловской и Академической летописям, Владимир крестился в церкви Святой Богородицы; согласно Ипатьевской — Святой Софии; по Новгородской Первой младшего извода — в церкви Святого Василиска. (И это при том, что в остальном текст этих летописей в описании данного события почти не разнится: о церкви, например, одинаково говорится, что она стоит «посреди града, где торг деют корсуняне», и т. д.) Другие источники еще больше увеличивают разнобой. Обычное Житие Владимира называет церковь, в которой крестился князь, церковью Святого Иакова (без указания на ее местоположение в городе); из Жития это наименование попало в некоторые летописи, в частности, в Софийскую Первую, Новгородскую Четвертую, Тверскую. Отдельные списки летописного сказания предлагают еще два варианта названия корсунской церкви — Святого Спаса и Святого Климента. Житие Владимира особого состава вообще сообщает, будто Владимир крестился (или крестил дружину?) «в речке». (По мнению исследователей, это искажение первоначального «в церкви», без уточнения названия.)