Снежинка для демона - Александра Горохова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне очень многое хочется ему сказать, но я могу лишь взглядом передавать весь гнев, который сейчас испепеляет мою душу. Тени за его спиной резко приходят в движение и я невольно радуюсь, что не способна издавать звуков. Не удержалась бы — вскрикнула от неожиданности, а так просто продолжаю наблюдать, стараясь чтобы мой взгляд не отразил удивления.
Тени за спиной мага складываются в очертания крылатой демонической фигуры.
— Знаешь, — продолжает Серебрянский, — пожалуй я не стану тебя убивать. Мы убьем твоего возлюбленного демона, а затем я заполню его тьмой и прикажу отыметь тебя прямо у меня на глазах. Я очень хочу увидеть выражение твоего лица в этот момент.
И столько в его голосе злобного торжества, что мне хочется закрыть глаза от ужаса нарисованной им картины.
Тень за его спиной хватает мага за голову.
— Это из моего сына ты решил сделать зомби, мерзкий человечишка? — голос прибывшего подчиняет своей воле, в нем слышится тот ужас, что скрывается во тьме, тот самый страх, который вынуждает ребенка спрятаться от кошмара в тесном шкафу.
Я чувствую, что мое тело снова мне подчиняется и запоздало вскидываю руку с револьвером. Но выстрел уже не требуется. Мерзкий хруст ломающихся позвонков звучит для моих ушей музыкой. Тело серебрянского падает на пол и я не удерживаюсь. Все же подхожу и выпускаю в ненавистное лицо два последних патрона, равнодушно глядя на мешанину из крови и мозгов, что осталась в итоге. Чтобы уж наверняка.
Волки опускают головы на лапы, обозначая поклон. И я оборачиваюсь к тому, кто спас сегодня целую кучу жизней.
— Спасибо, — говорю.
Ловлю заинтересованный взгляд от внушительной крылатой фигуры, которая склонилась над телом Александра.
— А есть за что? — он насмешливо показывает клыки в улыбке.
— За него, — я рукой, продолжающей сжимать револьвер указываю на любимое тело.
— А за себя и всех остальных ты не хочешь сказать спасибо? — он заинтересованно склоняет голову к плечу, рассматривая меня словно необычную зверушку.
— Хочу, — я тоже изучаю его, подмечая знакомые черты и острый холодный, будто стальной клинок взгляд необычных тех же зеленых глаз.
— За него можешь не благодарить, — он поднимает тело Александра и взваливает его на плечо, — я спас его потому что это мой сын, а не потому что он тебе дорог.
— Стоп, — рявкаю я, нервы-нервы… — куда вы его уносите?
— Домой, деточка, домой. Погулял и хватит. Его ждет целый город, который он так неосмотрительно бросил на произвол судьбы.
— А как же я? — этот вопрос вырывается непроизвольно, как у маленькой девочки, которую внезапно решили бросить родители, но меня все же очень интересует на него ответ.
— Вот уж не знаю, — хмыкает папа, чтоб его. — Живи как раньше?
Вспоминаю как было раньше. Холодная и бездушная серая хмарь без надежды на просвет. Нет чувств, эмоций, только для дочери я становилась человеком, а не одушевленным куском льда. Меня затрясло, а из-под рванула вперед скользкая ледяная дорожка. Плевать, что нет магии. Холод и паника, которые поселились в сердце вполне способны подпитаться моей жизнью. «Привези мне папу».
— Я не отдам вам его, — меня колотило словно в лихорадке и чувствовала я себя не лучше. За волной холода из меня рванулась светлая волна, уничтожая остатки темных сгустков, что выходили из мертвого тела черного целителя. Меня ломало и колбасило, как говорит молодежь. Подозреваю, что сейчас я напоминала буйнопомешанную ведьму, в длинном изорванном вечернем платье, с растрепанными волосами, многочисленными ссадинами, револьвером в руках и лихорадочным сумасшедшим взглядом. Должно быть зрелище было ужасающим, потому что даже папа-демон попятился от ненормальной потенциальной невестки.
— Не стоит так нервничать. Давай лучше поговорим, — успокаивающе произносит он, похоже сочтя меня конченной психичкой. — Зачем тебе мой сын?
— Я люблю его, — возмутилась я откровенно дурацким вопросом.
— Да ну, — снова эта усмешка — семейная видимо, — а он об этом знает?
Удар, что называется, не в бровь а в глаз. Не знает, не успела сказать.
— Он обязательно узнает об этом, — цежу сквозь зубы, с вызовом вскидывая голову.
— О женщины! — он закатывает глаза, видимо вспоминая что-то свое, затем кидает взгляд на тело сына и его рука скользит на шею Александра. Негромкое ругательство вырывается из его рта. — Значит так. Мне некогда с тобой пререкаться. Если мой сын так тебе нужен, то ты придешь за ним ко мне. Сама, в мой замок. Одна. Четыре часа. Если не придешь, я просто сотру ему память обо всем, что связывает его с этим миром. Я даже упрощу тебе задачу и оставлю для тебя открытый портал. Каких-то пятьсот метров и ты в моем замке. Простая задача, не так ли? — на сей раз усмешка совсем не веселая. Он старается держать лицо, но я вижу, что от встревожен. Тревога передается и мне.
— Хорошо, — я киваю.
Приду, конечно, куда я денусь. Даже если по раскаленным углям придется идти.
Багряный зев портала распахивает свою пасть и папа с сыном исчезают, оставляя меня в раздрае чувств.
С уходом демонов народ отмирает и начинает шевелиться. Людей просто выносит за двери проклятого помещения. Волки собираются вокруг вожака, зализывая раны друг друга. А я прихрамывая как мне кажется прямо на обе ноги ковыляю к Илье, который так и остается лежать на полу. От глупых мыслей с примесью паники я отмахиваюсь. Я бы почувствовала смерть Ильи — слишком близкий для меня человек. Подхожу и сажусь на корточки с трудом переворачивая его. У него рассечена бровь, сломан нос и разбита голова. И это только из видимых мне повреждений. Так жалко его становится. И себя, себя тоже жалко. Опять у меня пытаются что-то отобрать. Почему всегда находится кто-то кто сильнее тебя и пытается устроить свои порядки. Чего всем этим сильным и могущественным не сидится на попе ровно. Почему надо влезать в личные дела тех, кто слабее? Чтобы почувствовать себя богом? Ну так вперед, в Африке достаточно племен малообразованных папуасов, которые за малейшее чудо объявят тебя богом и станут поклоняться. Чего к нам-то лезть?
Кто-то обнял меня со спины, заставив от неожиданности издать громкий и некрасивый всхлип. Ну вот совсем разнюнилась. Сижу тут утираю слезы-сопли, а ведь еще ничего не закончилось. Но что-то подсказывает мне,