Лунная опера - Би Фэйюй

Наш поцелуй длился очень долго, он был таким же долгим, как темная ночь. Наконец мы разомкнули губы и, все еще находясь на кровати, присели на колени. Взявшись за руки, мы смотрели друг другу в глаза. Сяо Саньцзы опустила голову, ее плечи медленно поползли вверх. Неожиданно она вырвалась, замахнулась на меня и залепила хорошую оплеуху. Это застигло меня врасплох. Звонкая пощечина, словно яркая молния, осветила восточный пригород. Жадно заглатывая воздух, Сяо Саньцзы громко выкрикнула:

– Зачем тебе это понадобилось?

Она тут же спустилась с кровати, схватила свою сумочку и направилась к двери. Я бросился за ней и быстро обнял за талию. Нас снова пронзила дрожь. Я не понимал, кого из нас колотит, но мой возглас все объяснил. Это я дрожащим голосом не переставая повторял:

– Сяо Саньцзы, Сяо Саньцзы.

Находясь в моих объятиях, Сяо Саньцзы развернулась ко мне, подняла голову и увидела на моем лице кровавые дорожки от оставленных царапин. Она потянулась ко мне рукой и стала нежно водить по ним. Ее глаза заволокли слезы, но она не плакала.

– Зачем тебе это понадобилось? – спросила Сяо Саньцзы, наклонив голову. – Зачем тебе это понадобилось? – повторяла она, втягивая шею в плечи.

Ее живот становился все более напряженным. Я чувствовал под своими пальцами, как непрерывно сокращались ее мышцы. Я перенес ее на кровать. На этот раз мы легли не в изголовье, а, наоборот, головою к дверям. Освободив Сяо Саньцзы от одежды, я медленно вошел в нее.

Руки Сяо Саньцзы ни на минуту не покидали моего лица. Я старался. Взяв инициативу в свои руки, я, как мог, пересиливал себя, чтобы в этот раз продержаться как можно дольше. Мне хотелось, чтобы Сяо Саньцзы прочувствовала меня и насладилась мною, я лез из кожи вон, чтобы моя Сяо Саньцзы сполна получила от меня радость и удовлетворение. И тут в момент приближения оргазма я поднял голову, и мой взгляд упал на стекло в верхней части деревянной двери. Увиденное за стеклом показалось мне необычным. Я сосредоточился: кто бы мог подумать, что там окажутся два человеческих глаза. Они смотрели на меня в упор. Целиком отдавшись захватившему их зрелищу, они излучали алчность и проницательность. Эти глаза напугали меня до полусмерти. Пытаясь понять, что к чему, я в полной мере осознал суть выражения «как гром среди ясного неба». Я вскрикнул, чем сильно напугал лежащую подо мной Сяо Саньцзы.

Я ринулся к двери и открыл ее, передо мною стоял Главарь. Он уже успел спуститься со стула. В чем мать родила, я остановился в дверном проеме, весь в поту. У меня был соблазн кинуться на него и выцарапать глаза. Но я весь обмяк. А Главарь спокойно сказал:

– Занимайся своим делом, – потом, бормоча, снова повторил: – Занимайся, чем занимался.

Когда Главарь произносил эти слова, он засунул руки в карманы брюк. Его беспорядочное шевеление пальцами создавало такие же беспорядочно-беспомощные волны на ткани. Наконец он собрал пальцы в кулаки, отчего с обеих сторон штанов обозначились выпуклости, в то время как на месте ширинки появилось досадное углубление. Главарь очень медленно развернулся и стал спускаться вниз. Неожиданно я громко крикнул ему вслед:

– Главарь, ты предатель!

Главарь медленно обернулся и своим печально-сочувственным тоном сказал:

– Знай меру. Довольствуйся своей участью.

Внизу в гостиной ослепительно горела хрустальная люстра, на диване сидела проститутка, в одной руке держа сигарету, а на другую опираясь щекой. Она даже головы не подняла, полностью отдавшись просмотру захватывающего фильма.

Я обернулся, Сяо Саньцзы с расстроенным видом сидела на кровати, обхватив колени и упершись в них подбородком. Она, не моргая, уставилась в пол, в глазах ее блестели слезы. Потом Сяо Саньцзы стала приводить в порядок волосы, а после этого одеваться. Медленно проделывая все эти действия, она избегала пересечься со мной взглядом. Когда же она оделась, ее лицо приняло прежнее выражение. Уже в тот момент мне показалось, что я все понял, я обо всем догадался. Сяо Саньцзы взяла сумочку и, словно что-то вспомнив, вытащила из кошелька две сотенные купюры, бросила их на кровать, потом достала еще две купюры.

– Сегодня плачу я. Мы в расчете. Больше не ищи меня.

Прежде чем выйти из комнаты, она добавила:

– Это не твоя судьба, не следовало так поступать.

8

Вот и конец. Все кончено. Я не впал в истерику, а, напротив, почувствовал полное умиротворение. Когда я покидал виллу Главаря, у меня не было ощущения безмерного горя, тревоги или мятежа. Я поражался своему спокойствию. Я даже нисколько не досадовал на Главаря, мне больше уже не придется снизу вверх взирать на этого, как я считал, великого человека. Мне жилось лучше, чем ему, по крайней мере, мое тело могло испытывать удовольствие от жизни в этом мире. И в этом заключалась вся суть. После яркого света хрустальной люстры перед глазами у меня стояла непроглядная темень, весь восточный пригород казался сплошной тьмой. Сначала я подумал, что это просто обман зрения, но, выйдя за пределы дачи, я понял, что это не так. Вокруг действительно было черным-черно, ночь спустилась густым туманом, который накрыл весь пригород. Этот сильный туман посреди глубокой ночи сделал черный цвет мокрым, окутал, заслонил и намочил все и вся. Это был такой туманище, из-за которого пропала всякая видимость. Протянув перед собой руку, я не мог сказать наверняка, где она заканчивается. Я постарался и разом ухватился за все свои пять пальцев. Туман – это удивительное явление: ничего не имея и представляя из себя абсолютную фальшь, он тем не менее запросто наполняет собой все окружающее пространство и изолирует его. Я пробовал максимально широко раскрыть глаза, но по-прежнему ничего не видел. Вероятно, и взгляд мой оказался затуманенным. Между тем я шагал без остановки, словно уносясь в заоблачные дали. Мне нужно было возвращаться, я остался без гроша в кармане и не знал толком, куда именно идти, но идти было надо, я возвращался в Нанкин. Если только мои ноги никуда не свернут с трассы, то я наверняка доберусь до Нанкина. Восточный пригород считался огромным кладбищем, известным кладбищем, на территории которого было захоронено множество великих трупов. Я и себя представил трупом, в полном спокойствии вышагивавшим по дороге. Я накрутил два круга по огибающей гору дороге, без всякой мысли о том, что уже давно заблудился. На самом деле я заблудился сразу, едва начав свой путь, я бродил почти целую ночь, и уже перед самым рассветом мне стало казаться, что душа вот-вот покинет мое тело. Я не только забыл про то, что собирался возвратиться в Нанкин, но забыл самого себя. Я осознавал себя только как труп, как скопление черной фосфоресцирующей массы, медленно двигающейся сквозь туман. Мои ноги превратились в мой сон, я ощущал себя частью тумана, промокшим духом, чьи шаги раздавались в темноте. Не знаю, кто бродил этой ночью вместо меня. Мне захотелось пить, ощущение жажды, словно яркая вспышка, пронзило туман. Когда небо просветлело, я увидел у дороги речку. Ринувшись вперед, я припал к воде и как следует напился. Утолив жажду, я не смог подняться, мне было никак не встать на ноги. Вдруг я увидел в воде человека, его лицо, а на нем сплошь царапины от ногтей. Его глаза так алчно взирали на меня, что я перепугался. Успокоившись, я весело рассмеялся: мать твою, да кто же еще это мог быть, как не я? Данное открытие меня развеселило, это было точно самое великое открытие в моей жизни.