Великий Столыпин. "Не великие потрясения, а Великая Россия" - Сергей Степанов

Всеподданнейший отчет саратовского губернатора за 1904 г. дает представление о том, какие обстоятельства сформировали отрицательное отношение Столыпина к общине. Столыпин начал свой отчет с радостного сообщения: «В 1904 г. Господь Бог благословил Саратовскую губернию обильным урожаем. В некоторых уездах такого сбора хлебов, как в отчетном году, уже не помнили даже старожилы». Вместе с тем Столыпин с тревогой и некоторым удивлением констатировал: «Год этот дает печальное доказательство какого-то коренного неустройства в крестьянской жизни». Обильный урожай не обогатил крестьян. Заработанные деньги («а полевые заработки были громадны») «растрачивались зря по винным лавкам». Столыпин приходит к мысли, что, видимо, «существует непреодолимое препятствие к обогащению, к улучшению быта крестьянского населения, что-то парализует личную инициативу, самодеятельность мужика и обрекает его на жалкое прозябание». Доискиваясь причин этого зла, он останавливает внимание на общинном строе и бичует общинные порядки: «У русского крестьянина страсть всех уравнять, все привести к одному уровню, а так как массу нельзя поднять до уровня самого способного, самого деятельного и умного, то лучшие элементы деревни должны быть принижены к пониманию, к стремлениям худшего, инертного большинства». В завершение Столыпин делает вывод: «Естественным противовесом общинному порядку является единоличная собственность. Она же служит залогом порядка, так как мелкий собственник представляет из себя ту ячейку, на которой покоится устойчивый порядок в государстве»[264].

В самых верноподданнических выражениях саратовский губернатор предупреждал Николая II, что события в деревне по истечении благополучного года являются «грозным предостережением». Столыпин имел в виду агарные волнения в начале 1905 г., когда он готовил отчет за прошлый год. Повторение пугачевщины летом и осенью 1905 г. окончательно утвердило его в мысли, что общинные порядки изжили себя, а оплотом спокойствия и благополучия может быть только частная крестьянская собственность на землю. Таким образом, в Петербург он прибыл со вполне сложившимся и продуманным представлением о путях реформирования российской деревни.

Столыпин не был одинок в отрицательном восприятии общинных порядков. Схожие мысли высказывались и другими государственными деятелями задолго до появления саратовского губернатора на исторической сцене. Еще до рождения Столыпина в Редакционных комиссиях, где была сосредоточена работа по подготовке крестьянской реформы 1861 г., обсуждался вопрос о передаче надельной земли не общине, а непосредственно крестьянскому двору. Против общины высказались все члены Редакционных комиссий, кроме славянофила Ю.Ф. Самарина. Правда, в итоге земля после отмены крепостного права была передана все-таки общине, но главные деятели реформы высказали надежду, что с течением времени община станет ненужной и будет упразднена.

Противником общины являлся министр государственных имуществ П.А. Валуев, который в конце 60-х гг. XIX в. говорил: «Покуда существует община и круговая порука, до тех пор невозможно обогащение государства». За отмену общины высказывался министр императорского двора И.И. Воронцов-Дашков, говоривший, что крестьяне находятся в «крепостной зависимости» от общины и их нужно освободить, как освободили от власти помещиков. В 1882 г. свободный выход из общины предлагал министр финансов Н.Х. Бунге.

С.Ю. Витте, ставший министром финансов в 1892 г., поначалу являлся поклонником общины, поскольку его взгляды формировались под сильным влиянием славянофильства. Позже, занимаясь финансами, он постепенно изменил свою точку зрения и заговорил о вреде общинных порядков для крестьянского благосостояния. Витте впервые высказался против круговой поруки, а в 1903 г. добился ее отмены. Теперь каждая крестьянская семья должна была самостоятельно платить повинности. По инициативе Витте было созвано Особое совещание по нуждам сельскохозяйственной промышленности. Губернские комитеты, представлявшие материалы для Особого совещания, критически оценивали влияние общины. Их позиция по этому поводу была поддержана Витте. Став главой правительства, Витте вплотную занялся подготовкой аграрной реформы. В своих рукописных заметках он сообщал, что в канун созыва I Государственной думы «была разработана подробнейшая программа крестьянских преобразований, изложенная в виде вопросов. Этот труд и послужил Столыпину для составления закона 9 ноября о крестьянском преобразовании»[265].

Отзывы Витте о Столыпине крайне тенденциозны. Не было такой клеветы о Столыпине, которую он с удовольствием не повторил, добавив собственные измышления. Зная, что Столыпин ни дня не провел на военной службе, он изображал его в мемуарах невежественным «штык-юнкером». Он не постеснялся назвать счастливым для Столыпина взрыв его дачи на Аптекарском острове. Проницательный наблюдатель В.А. Маклаков, размышляя о судьбе Витте, высказал следующую догадку: «Может быть, потому он так ненавидел Столыпина, что Столыпин занял исторически ему принадлежавшее место». Но негодование Витте было совершенно несправедливым. Лет за пять до начала реформы Витте говорил: «Сомневаюсь в том, чтобы нашелся человек, который решился бы произвести необходимый для экономического подъема переход от общинного владения к подворному». За все время своего премьерства он так и не решился перевести дело в практическую плоскость. Он действительно намеревался предоставить право каждому общиннику требовать выделение в собственность земельного надела. Витте утверждал, что такая мера необходима не только в экономическом, но и в политическом отношении, что приведение ее в действие положит предел угрожающим великими бедствиями аграрным беспорядкам. Его оппоненты в Государственном совете, в том числе Горемыкин, предлагали передать такое важное дело на рассмотрение будущей Думе, которая должна была в значительной степени состоять из крестьян. По словам государственного секретаря А.А. Половцева, «на это Витте заявляет, что ему хорошо известно, какие элементы войдут в Думу, что масса крестьян, кои туда появятся, будут заняты одной мыслью, одним требованием – получить откуда бы то ни было прибавку земли, что крестьянскою массою будут руководить всякие авантюристы, кои, обещав им земные блага, поведут их куда угодно. Вот почему желательно до появления Думы установить возможность независимой, отдельной, личной, единоличной поземельной собственности. Большинство 21 против 17 отказывается от рассмотрения внесенного Витте проекта, о чем я весьма сожалею»[266].

Можно согласиться с тем, что обоснования для столыпинской аграрной реформы уже были подготовлены. Но сама реформа была запущена только благодаря решительности Столыпина. В его распоряжении было 200 дней между разгоном I Государственной думы и началом работы II Государственной думы. Он точно знал отмеренный ему срок и говорил, что за это время необходимо воспользоваться 87-й статьей Основных законов, позволяющей провести решение императорским указом. Между тем Совет министров колебался. Сановники не решались распрощаться с многовековым общинным укладом. На заседании Совета министров 10 октября 1906 г. министр финансов В.И. Коковцов возражал против проведения важнейшего указа по статье 87. Вновь прозвучало предложение передать этот вопрос на рассмотрение Государственной думы. Во время дебатов ссылались на давнюю резолюцию Николая II: «Я никогда не решусь одним росчерком пера упразднить общину». Но Столыпин и еще семь министров выступали за немедленное издание указа. На Особом журнале Совета министров от 9 ноября 1906 г. царь начертал: «Согласен с мнением председателя и 7 членов». Текст указа был подготовлен В.И. Гурко с соблюдением всех перлов канцелярского языка и имел рутинное бюрократическое название: «О дополнении некоторых постановлений действующего закона, касающихся крестьянского землевладения и землепользования». На самом деле эти дополнения ознаменовали крутой поворот в аграрной политике. Указ провозглашал, что «каждый домохозяин, владеющий землей на общинном праве, может во всякое время требовать укрепления за собой в личную собственность причитающейся ему части из означенной земли». Хотя право продажи надела оставалось связанным некоторыми незначительными ограничениями, земля становилась личной собственностью крестьянина-домохозяина. В тех обществах, где переделов общинной земли не было свыше 24 лет, каждый домохозяин мог безвозмездно закрепить в собственность тот участок земли, которым он пользовался на постоянной основе. В тех обществах, где переделы были, безвозмездному закреплению в собственность подлежали участки, выделенные на основании принципов, по которым был произведен последний передел. Земельный надел выделялся одним массивом – отрубом. При желании отрубник мог полностью разорвать с опостылевшей общиной и перенести свое хозяйство на хутор.