Умоляй меня - Грейс Дрейвен

— Ты не должен быть здесь один, — сказала она. — Я принесу свою прялку и составлю тебе компанию.

Он напрягся и высвободился из ее объятий. Она не думала, что он мог казаться еще более мрачным, чем сейчас, но он справился.

— Я не хочу, чтобы ты была здесь, Луваен, — решительно сказал он.

Луваен ощетинилась, уязвленная его резким отказом:

— Почему нет? Я уже видела тебя в разгар этого потока раньше.

Он покачал головой, и кривая улыбка искривила его рот:

— Нет, не видела. Это был отлив, когда худшее было позади.

Она вспомнила грязную камеру и сгорбленного зверя, пронзительно кричащего о своих мучениях стенам. Все внутри нее содрогнулось от осознания того, что его ждут еще большие страдания. Она теребила шнурки на его тунике.

— Моя привязанность к тебе останется прежней, Баллард, — она ухаживала за Томасом во время ужасов чумы — эта задача оставила в ней свои собственные шрамы. — Я не слаба духом.

Он погладил ее руку от плеча до запястья:

— Нет, не слаба, но я не человек во время пика потока. И у меня все еще остается хоть капля гордости, — остатки стыда, который он показал прошлой ночью, мерцали в его желтых глазах. — Это для меня, Луваен, а не для тебя. Я прошу твоего снисхождения.

Луваен думала, что ее глаза вылезут из орбит от усилий, которые потребовались, чтобы не заплакать. Вместо этого она вцепилась в гнев и позволила ему сгореть. Это проклятие, о котором никто не хотел говорить, было коварной вещью, причиняющей не только боль и безумие, но и лишающей свою жертву достоинства. Она засунула руки в карманы юбок и глубоко дышала, пока тугие путы в груди не ослабли, и она не смогла говорить, не задыхаясь.

— В последнее время ты был очень щедр с грелкой, милорд, — мягко поддразнила она. — Я думаю, будет справедливо, если я предоставлю тебе эту поблажку. Но не привыкай к этому, — сказала она своим самым строгим голосом.

Он во второй раз обнял ее и склонил голову. Луваен закрыла глаза, облегчение нахлынуло на нее, когда он коснулся ее нижней губы своим все еще очень человеческим языком. Они обнимали друг друга несколько минут, обмениваясь поцелуями и нежными ласками.

Наконец Баллард отстранил ее от себя и указал на лестницу:

— Тебе пора идти наверх, моя красавица, — черные когти, которые могли легко порвать ее на ленточки, вырисовывали узоры бабочек на ее шее и ключицах. — У меня удобная камера, а Магда позже принесет мне ужин, — он похлопал себя по плоскому животу. — Мне не грозит голодная смерть.

Луваен схватила его за руку и поцеловала костлявые костяшки пальцев.

— Ты позовешь меня, если я тебе понадоблюсь?

— Нет.

Она сверкнула глазами:

— Баллард…

Он свирепо посмотрел на нее в ответ:

— Я не узнаю тебя, женщина. Мне повезет, если я смогу произнести хоть слово вместо рычания, — он ответил на ее жест и поцеловал ее руку, прежде чем разжать ее пальцы и отступить дальше в камеру. — Если ты хочешь помочь мне, помоги остальным с Гэвином, — его глаза вспыхнули, как только что зажженные факелы. — Мой сын — это то, ради чего я дышу, Луваен.

Он отвернулся от нее. Она постояла там несколько мгновений, глядя ему в спину, прежде чем оставить его в одиночестве.

Она нашла Магду у кухонного очага, переворачивающую мясо на вертеле. Кухарка подбородком указала на два кувшина на соседнем столе:

— Эль или кэсир?

Луваен взяла кубок из одного из шкафов, стоявших вдоль стен.

— И то, и другое, — сказала она.

Остаток дня тянулся. К вечеру настроение Луваен испортилось, и она так внимательно прислушивалась к любому звуку из комнаты в виде колодца, что у нее зазвенело в ушах. Атмосфера за ужином была такой же веселой, как и у скорбящих на кладбище. Эмброуз уставился вдаль, теребя нижнюю губу большим и указательным пальцами, пока его еда остывала. Цинния, глаза которой почти распухли от слез, так часто шмыгала носом, что Луваен пришлось поменяться с ней местами на скамейке, чтобы раздраженная Магда не пырнула ее своим кухонным ножом. Кларимонда и Джоан мудро решили поесть у очага, подальше от напряжения, висевшего вокруг остальных, более густого, чем тушеное мясо, которое никто не ел.

Только потом Луваен пришла в солар, и то только потому, что не хотела тащить прялку обратно в свои покои. Она засиделась далеко за полночь, и стук педали составил ей компанию. В комнате стало так темно, что она пряла, используя привычное прикосновение вместо зрения. На рассвете первые мучительные крики из тюремной комнаты разнеслись по всему замку, и ее пальцы начали кровоточить. Она продолжала прясть, стиснув зубы и обжигая пальцы, пока Цинния не вошла в солар с факелом в руке. Легкое прикосновение к плечу вывело ее из оцепенения. Она спустила ногу с педали, смутно ощущая онемение в икре и бедре. Вращающееся колесо замедлило ход и, наконец, со скрипом остановилось.

Цинния вставила факел в ближайшую скобу и присела на корточки у колен Луваен.

— Ты не спала всю ночь, не так ли? — она схватила сестру за запястье и подняла ее руку к колеблющемуся свету. Кровь стекала по ее пальцам между костяшками и покрывала ладонь, струясь из многочисленных рваных ран. — О, Лу, — промурлыкала Цинния страдальческим голосом. — Я надеялась никогда больше этого не увидеть. Почему ты не остановилась?

Луваен пожала плечами:

— Я не заметила.

Прялка была почти опустошена, а веретено почти заполнено — не льняной нитью, вытянутой из корзины с льняной паклей у ее ног, а проволокой, тонкой, как нитка, и достаточно острой, чтобы резать плоть. В последний раз когда она превращала лен в сталь, Томас умирал в их постели.

Цинния встала и потащила Луваен за собой.

— Давай. Мы спустимся вниз, обработаем эти порезы и перевяжем тебе руки. В ближайшие несколько дней ты не сможешь прясть. Тебе придется овладеть изящным искусством расхаживать взад-вперед и хныкать вместе со мной.

Кларимонда утром дежурила на кухне:

— Мама наверху ухаживает за сэром Гэвином, — она вздрогнула от состояния рук Луваен. — Я нагрею для вас воды, госпожа, и принесу мед и бинты.

Час спустя Луваен подняла руки, намазанные медом и обмотанные льняными бинтами. Она повернулась к Циннии, отметив темные круги под глазами девушки, ее растрепанную косу и мятую одежду. Она была не единственной, кто не спал прошлой ночью.

— Я могу почистить зубы, но тебе придется… — снизу донесся мучительный крик, от которого пол у них под ногами задрожал. Луваен на мгновение закрыла глаза, прежде чем снова открыть их и увидеть пепельное лицо Циннии, — …зашнуровать меня, как только я переоденусь, — продолжила она глухим голосом.