Очевидец - Сергей Чекмаев

– Эй, есть кто живой? Ребята!

Минуты за две перед первым толчком Машка забежала в пультовую что-то спросить. А Дим как раз возился с показаниями донных датчиков: насторожила его там цифирь какая-то, хотел проверить лишний раз. Не зря, выходит – вон, как тряхануло. Ничего, дай только срок, накопим материала, будем землетрясения за полчаса предсказывать…

– Машка! Дим! Живы?

Тишина. Жека прислушался. Вроде чье-то дыхание слышно – или кажется только? Так, Дим у дальнего пульта сидел, а Машка во он там была, у самого люка…

Она лежала неподвижно, свернувшись клубком. На виске багровела свежая царапина, еще мокрый с последнего погружения ежик коротких волос пропитался кровью.

Жека потряс ее за плечо:

– Машка. Машка… слышишь меня? Очнись!

– Что с ней, Жек? – послышался слабый голос. – Жива?

– Дим! Господи, Дим! А я уж думал… Ты в порядке?

– Ничего, вроде… Локтем вмазал куда-то со всей дури, да еще под ребром тянет. Ерунда, до свадьбы заживет. Что с Машкой?

– Не знаю, – Жека приложился ухом к груди девушки. – Сердце бьется! Только без сознания.

Но тут она зашевелилась, приоткрыла глаза.

– Машка! Родная! Ты как?

– Голова болит… – почти беззвучно пробормотала она. – Что случилось? Землетрясение, да? Ой, у тебя кровь!

Действительно. В суматохе Жека и не заметил – из раны на плече сочится красная струйка, а боли нет: так бы и ходил, если б Машка не сказала.

– Да черт с ней! Главное, что с тобой всё в порядке! Сейчас, потерпи.

Он осторожно поднял ее на руки. Машка застонала.

– Тихо-тихо… сейчас, сейчас всё пройдет.

Жека аккуратно уложил девушку на узкую кушетку. Неизвестно кто и с какой целью притащил ее из медбокса в пультовую, – всё равно во время дежурств не до сна – а теперь вот, надо же, пригодилась.

– Дим, ходить можешь?

– Вроде…

– Ребро не сломано?

– Жек, ну что ты, в самом деле! Не маленький я! Было б чего серьезное, я с тобой бы не разговаривал…

– Ладно-ладно. Посмотри, что там у нас. Хоть что-нибудь целое осталось?

Дим, кряхтя и морщась от боли, поднял с пола перевернутое кресло, уселся за пульт. Щелкнул тумблером аварийного питания, пальцы привычно побежали по клавишам.

– Наддув четко сработал, – сказал он через минуту. – Затоплены шестой и второй отсеки, но всё перекрыто по аварийной схеме. Моментально. Не зря мы два месяца эту систему рассчитывали! Ворчали все: зачем, зачем… А она не подвела! Так, что там дальше… Насосы в порядке, можно радоваться – в этот раз мы не утонем. Питание сдохло, пока тянем на аварийке, но это, скорее всего, обрыв в цепи, залатаем… та-ак… е мое!

Дим осекся, нервно вглядываясь в дисплей, после паузы растерянно добавил:

– Хреновы наши дела. Жек, ты завещание написал?

Жека под скороговорку Дима суетливой наседкой хлопотал вокруг Машки, но, почуяв неладное в голосе оператора, резко обернулся:

– В чем дело?

Дим безвольно откинулся на кресле, вертел в руках полупустую банку кока-колы.

– Да не тяни ты!

– А чего тянуть? Мы все покойники, ребята. Гарантированные трупы. Система жизнеобеспечения разбита вдребезги. И основная, и дубль. Даже если волнения наверху нет, если «Альтаир» крутится где-то поблизости и, поймав наш СОС, уже ломанулся сюда, всё равно доберется он только часов через тридцать.

– Точно разбита? Может, просто датчики отказали. Прежде чем паниковать, сходил бы, посмотрел, что и как.

– Да, конечно… я схожу потом для очистки совести. Только вот камера в техзоне уцелела и я сейчас всю систему жизнеобеспечения вижу, как на ладони. Вернее то, что от нее осталось. Смотри сам, если не веришь.

Дим развернул монитор, ткнул пальцем куда-то в центр экрана:

– Вот она, родимая!

– Та-ак, – протянул Жека. – Веселенькое дело…

– Жек, – Машка дернула его за рукав, – что-то не так?

– Наш аварийный запас, – выдавил из себя Дим, – если на троих считать, часов на двадцать-двадцать пять, не больше. И это при самой жесткой экономии – я знаю, сам расчеты делал…

– Да, я помню, ты говорил.

– …Ребята с «Альтаира» найдут здесь только три посиневших трупа.

Жека сидел в медбоксе. Машке за пластырем пошел, да так и застрял. Мысли всякие одолели – куда без них?

«Хорошо, что по всей станции разбрелись, не будем друг другу глаза мозолить. Выход есть, все его знают, только никто вслух не говорит. Еще бы! Как можно заметить лучшему другу или любимой девушке: на троих воздуха не хватит, а вот если одного исключить, если ты, например, умрешь, вдвоем мы дождемся спасателей.

Нет уж! Лучше я решу за всех. Командир все-таки.

Машка моя – самая лучшая на свете, зачем ей умирать. Я то свое пожил уже, много успел, а она молодая совсем. Плохо ей будет, конечно, без меня. Зато останется жить… и, может быть, найдет, наконец, свое счастье».

– С детства мечтал, – неожиданно для самого себя произнес Жека вслух, – когда-нибудь повторить вслед за героем одного старого фильма: «Оказывается, в любви главное – не задумываясь, отдать жизнь за другого. Интересно попробовать».

«Вот и выпало попробовать. За Машку. Она намного лучше меня, у нее всё впереди. Да и Дим – парень что надо, правильно будет, если он останется жить».

Жека стиснул в руке подаренную Машкой безделушку – подвеску из морской раковины, сглотнул комок в горле.

Умирать не хотелось. Совсем не хотелось, если честно. Внутренний голос пронзительно кричал: «Нет, нет, нет!!»

Только вот другого выхода тоже нет.

«Прости меня, Машка, и ты, Дим, прости… Вам будет больно, но вы поймете. Потом».

Где же здесь эти чудные острые скальпели?

Жека принес Машку в лабораторию. Полежи, сказал, не двигайся только – рана откроется, а я сейчас вернусь, сбегаю в медбокс и вернусь. Залатаем, будешь, как новенькая.

«Что-то долго его нет. Хороший он человек, Жека. Сам в крови весь, а в первую очередь обо мне думает. Как же я его люблю! Он самый добрый на свете… ласковый, самый лучший, он не должен умереть! Лучше уж я… Ради него я готова на всё. Я существо никчемное, меня не жалко. Что я умею? Только нырять горазда, из костюма даже в городе не вылезаю. Да таких тысячи! А Жека – один, самый-самый! Они с Димом справятся, отремонтируют станцию, навербуют ныряльщиков, и всё опять станет, как раньше. Только без меня… Жеке будет, конечно, больно, зато он останется жить. Долго-долго».

Она поднялась, несмотря на головную боль, сунула в автоклав шприц. Потом поставила перед собой на столик Жекину фотографию (вырезала тайком из «Сайентифик обсервер»), открыла шкаф с реактивами. Что бы такое смешать? Чтобы быстро и не больно?