Тайная песня - Кэтрин Коултер

Он громко застонал, а потом поцеловал ее в губы. Они немного помолчали, затем Роланд произнес, словно отвечая самому себе:

– Ролло – скала, а не человек и сильнее топора. Но он очень медлительный. Так что мы на равных.

– Я не хочу говорить об этом. Я вела себя, как дурочка.

Она почувствовала, как он улыбнулся.

– Это правда, но если бы он был моим врагом, ты бы спасла меня, как настоящая героиня.

– Увы. Взгляни на мою одежду – она вся в клочьях. Все поймут, что ты со мной сделал.

– Наверное, решат, что я тебя избил, – Но твоя одежда не в лучшем состоянии. Нет, они догадаются, что произошло.

– Да, наша одежда здорово пострадала. Я подумаю, что можно сделать.

Через мгновение он громко захрапел.

– Роланд! Прекрати! Не притворяйся. Он уткнулся ей в шею, пока она не подняла голову и не подставила ему губы для поцелуя.

– Как странно. Я всегда считал, что целовать женщину приятно, но ты, Дария, сводишь меня с ума. Да, я буду целовать тебя до тех пор, пока Бог не возьмет меня к себе.

Она положила руку ему на бедро. Он вздрогнул и сильнее прижался к ее рту.

– А что, если я потрогаю тебя там, Роланд? – Ее рука скользнула по его мускулистому, плоскому животу, и она почувствовала, как он напрягся. – А здесь? – выдохнула она, сжимая его естество.

От прикосновения ее теплых пальцев его плоть восстала и налилась.

– Вот что я сделаю, – сказал он и перевернулся на спину, увлекая ее за собой. – Дария, возьми меня.

Она улыбнулась ему улыбкой сирены. В ее глазах сверкали озорные искорки и вспыхнувшая с новой силой страсть. Роланд задрожал и раздвинул бедра. И когда Дария оседлала мужа, поднеся его разящий клинок к своим ножнам, он забыл обо всем, целиком отдавшись обрушившимся на него ощущениям.

– Сейчас я непременно умру, – пробормотал Роланд сквозь зубы. Никогда в жизни он не брал женщину столько раз подряд за такое короткое время! – Моя ненасытная жена выжала меня, как тряпку, но мне это нравится. Однако мы должны привести себя в порядок, прежде чем Салин отправится на наши поиски.

– Я должна встать?

– Да, и я тоже.

– У меня подкашиваются ноги.

Роланд чувствовал такую же слабость, но только улыбнулся и помог ей подняться. Они стояли лицом к липу, грязные, как трубочисты, и улыбались. Он подержал ее груди в своих ладонях, а она с похотливым смешком сжала его плоть, и тепло, исходившее от него, согрело ее сердце.

Он вздохнул, глядя на их изорванную одежду.

– Бесполезно.

Никто не сказал ни слова, когда хозяин с хозяйкой вошли во внутренний двор, перепачканные в грязи и очень счастливые.

Роланд безуспешно пытался пригладить ее всклокоченные волосы. Дария хорошо понимала, что десятки глаз с любопытством смотрят на них. Яркий румянец выдавал ее с головой. Роланд же, черт бы его побрал, улыбался, как дурачок.

Она ускорила шаги и только сейчас сообразила, что ее вторая туфля куда-то исчезла. Роланд наклонился к ней и прошептал на ухо:

– Я думал, что лишил тебя сил, однако ты бодро бежишь за мной в нашу спальню.

– Я женщина, Роланд. А женщины очень выносливы.

– А я мужчина и полон доблести. И он поцеловал ее на виду у всех: детей, собак, кошек, – и Дария вернула его поцелуй, слегка приподнявшись на цыпочки, ибо не было ничего более чудесного, чем целовать его.

Услышав смешки и подбадривающие крики, она покраснела до корней волос.

Роланд оторвался от нее и, подняв голову, одарил ее дерзким и жадным взглядом.

– Ты моя, – сказал он, глядя на ее пылающее лицо. – Помни об этом. И распорядись принести воды для нас обоих. Я очень скоро приду в нашу спальню.

* * *

– Похоже, отношения между вашей дочерью и Роландом улучшились.

Кэтрин обратила на сэра Томаса смеющийся взгляд.

– Да. Она выглядит такой…, умиротворенной.

– Дария выглядит счастливой. Ее глаза стали еще зеленее. Это от отца ей достался такой необыкновенный цвет глаз?

– Нет, у ее отца глаза были цвета увядшей травы. Она совсем не похожа на него.

– Вы должны ею гордиться. Дария – чудесная девушка. Если они и дальше так поладят, думаю, что в ее чреве скоро будет расти новый ребенок.

Удивительно, но Роланд подумал об этом почти одновременно с сэром Томасом. Он пристально смотрел на Дарию, которая с аппетитом обгладывала кость. Зубы у нее были белые, язык розовый, и он вновь захотел ее, представив, как она столь же самозабвенно целует и ласкает его мужское естество.

После свадьбы Роланд старался держаться от нее на расстоянии, не привязываясь к ней душой, и до сегодняшнего дня ему это удавалось. Но в ту минуту, когда она с воплем выскочила из большого зала и набросилась на Ролло, желая спасти его, все необратимо изменилось. Женщина, которая не любит своего мужа, никогда не решилась бы на такое. Сначала он почувствовал гнев, а потом рассмеялся, но в глубине души был горд. Роланд никогда не считал себя рабом плотских наслаждений, как некоторые мужчины. Даже будучи на святой земле и играя роль господина для шести женщин, каждая из которых была готова угождать ему, он не попал в плен вожделению. И вот сейчас, глядя на свою жену, слишком худую, но с кожей шелковистее летнего дождя, со щеками, зардевшимися от выпитого вина, ему захотелось сорвать с нее платье и взять ее здесь, на этом столе. Он беспокойно заерзал на своем кресле.

Если он будет постоянно сгорать от желания, она, пожалуй, скоро снова понесет. На этот раз от него. Роланд откинулся на спинку кресла, прислушиваясь к голосам, заполнявшим большой зал тихим рокотом, так что слов нельзя было разобрать. Странно, но этот шум успокаивал его. Он взглянул на леди Кэтрин и сэра Томаса. Томас был влюблен как мальчишка. Интересно, как к нему относилась леди Кэтрин. Возможно, они поженятся. Если это случится, Роланд надеялся, что они останутся в Чантри-Холле. Ему нравилось представлять себя в окружении многочисленных домочадцев. Это пробуждало в нем чувство собственной значимости и гордости за свой род. Наконец-то у него был свой дом, и он мог поселить в нем тех, кого любил и кто любил его.

Роланд пригубил свой кубок и услышал звонкий смех Дарии. Он согрел его больше, чем сладкое вино. Неожиданно Роланд вспомнил, как вошел вместе с ней в собор в Рексеме, чтобы укрыться от бесконечного уэльсского дождя. Он был тогда слабее новорожденного младенца: горло болело, голова кружилась, и вскоре сознание покинуло его, и он медленно осел на пол. Больше он ничего не помнил, и его это удивляло.

Два дня изгладились из его памяти. Два дня, до того как он открыл глаза и увидел Дарию, стоявшую над ним. Неужели в одну из этих ночей он лишил свою жену невинности?