Опасное увлечение - Керриган Берн

К сожалению, она оказалась всего лишь штормом, взметнувшим со дна обломки кораблекрушения.

Он уставился на нее, ошеломленный и потрясенный, приоткрыл рот и застыл, дав ей время подойти к нему. Она прикоснулась пальцами к выпуклым мышцам на его груди. Он был еще влажный, но ей было все равно. От него пахло потом и мужчиной, и она никогда не думала, что этот запах может быть таким приятным. Даже возбуждающим. Но это так. Из чего бы ни был создан этот мужчина, его сущность манила ее. Взывала к каждому органу чувств.

Он посмотрел на нее так, как будто на сей раз она была охотником, а он — попавшей в капкан добычей. Под ее пальцами его горячая от напряжения и эмоций плоть вздрагивала и играла. А еще глубже под ней ее ладонь ощущала бешеное биение его сердца.

— Я чувствую, что между нами что-то есть. — Она подошла ближе, прижав к его груди другую руку. — Что-то большее, чем просто деловая договоренность. Я думаю, что и вы тоже чувствуете, что это так, несмотря на самые невероятные обстоятельства.

Он промолчал, но дыхание его оставалось неровным, а сердце бешено колотилось, и Милли, воодушевленная, что он не отстранился, продолжала:

— Я знаю, что вы творили зло. И непомерно страдали. И моя душа болит за вас, Кристофер.

— Никто не называет меня «Кристофер». Я вам говорил, что я — Арджент.

Однако он очень медленно поднял руки и положил ладони ей на плечи. Тяжелые и грубые, как камень, но одновременно робкие, как крылья бабочки.

Милли улыбнулась ему, наслаждаясь тем, как его взгляд застыл на ее губах.

— В конце концов, после того, что между нами было, думаю, я заслужила право называть вас по имени. И помните, прошлой ночью вы сами просили меня об этом. И теперь для меня вы — Кристофер, мужчина, которого я люблю и с которым сплю. Мужчина, который раньше был мальчиком, таким же мальчиком, как мой сын, которого я безумно люблю.

Дикий зверь в его взгляде отступил, жар сменило тепло. Его подбородок был обращен на колонну справа, взгляд блуждал по знакомой комнате. Но неизменно возвращался к ней.

— Тот мальчик, тот, каким вы были раньше, он под всем этим, я знаю. И он чувствует все это. — Милли гладила гладкую кожу его груди и ощущала, как холодное железо его мышц таяло под ее пальцами. — Его невинные руки где-то в этих израненных, обагренных кровью.

— Я убил так много людей, — пробормотал он. — Разве вы не понимаете, что для меня уже слишком поздно? Разве вы не понимаете, что если после этой жизни есть что-то, кроме забытья, я воистину и по-настоящему проклят?

— Ведь сказал же Диккенс: «Я верю, что чистая любовь и правда в конце концов восторжествуют». Оглянись, Кристофер! — окинула Милли взором жертвы его гнева, разбросанные по всему мраморному полу, словно павшие солдаты. — Это — лучшее доказательство того, что в тебе, вопреки твоим утверждениям, сохранилась способность чувствовать, и хотя я знаю, что она не всегда приятна, но необходима для человеческой жизни. А мы живые, и ты, и я. И поэтому надежда есть. Надежда, и правда, и возможность любви. Я думаю, что, если ты позволишь им, они смогут вытащить тебя из болота.

Он посмотрел на осколки столь мрачным взглядом, что Милли подумалось: сам дьявол озирал так подвластные ему сферы.

— Вы думаете… ты думаешь, я живу в болоте? И только ты можешь меня из него вытянуть?

Его голос успокоился, дыхание выровнялось.

— Я думаю, ты живешь в раковине, — ответила она. — Большущей, дорогущей раковине дома. Но, Кристофер, дом — это место, где можно не просто жить, а чувствовать себя живым.

Его руки крепче обняли ее, и она с безоглядной решимостью продолжала:

— Ты думал, что вчерашняя ночь была сном, а мне она кажется реальностью. Если бы кто-нибудь из нас грезил, удовольствие не было бы таким ярким, наши тела не сливались бы так гармонично. Мы не чувствовали бы так остро. Мне понравилось лежать под тобой, и я лягу под тебя еще раз.

— Нет. Не ляжешь.

Его лицо ожесточилось, и Милли услышала потрескивание льда, вновь сковывающего его душу тяжелым панцирем. Он от нее ускользал.

— Кристофер… подожди, — попросила она, словно они бежали наперегонки, он вырвался далеко вперед, и она потеряла его из виду.

— Ты станешь моей женщиной? И кто от сделки выиграет?

— Я не прошу обещаний, — уточнила она. — Речь не идет о чьем-то выигрыше…

Он разжал объятия и отступил к двери.

— Что я могу тебе предложить, кроме трупов и раковин?

Его голос снова сделался холодным. Он выдул из комнаты теплоту, тепло воспоминаний прошлой ночи заморозила суровая действительность его жестокой жизни. Жизни, для которой он вырезал себя из камня и льда.

— Я дам тебе трупы твоих врагов, желающих смерти тебе и твоему сыну. Но не надо заблуждаться, я не тот мужчина, который может дать тебе жизнь. Поскольку я, как и этот дом, всего лишь раковина. Ходячий мертвец. И то, что я тебя не убил, вовсе не означает, что я тебя не погублю.

Он повернулся к выходу.

— Кристофер!

Он остановился, положив руку на дверную раму, но не обернулся к ней.

— Пожалуйста, посмотри на меня.

Он не мог просто уйти. Они не могли оставить все так.

Его рука напряглась, но он так и не оглянулся.

— Милли, иди завтракать с сыном, — глухо произнес он. — А мне надо убить его отца.

Однако на этот раз она даже не попыталась его остановить.

Абсолютно немыслимо наслаждаться чаем даже в такой элегантной гостиной, когда твой любовник в это время где-то убивает отца твоего ребенка.

Милли не могла сосредоточиться на беседе прекрасной леди Нортуок, хотя пыталась улыбаться в ответ на взгляд ее обезоруживающих серых глаз и невольно отметила, насколько хорошо они сочетались с серебряным цветом изящного кресла, в котором та сидела.

Ведь люди умирают каждый день? В городе все время кого-то убивают. Ни в чем не повинные, как молодые, так и беспомощные старики становятся случайными жертвами. И все об этом знают, сожалеют и продолжают жить своей жизнью. Не потому, что глупы или лишены воображения, а потому, что с этим ничего нельзя поделать.

Так почему она так одержима смертью человека, заказавшего ее убийство? Угрожавшего ее сыну? Своему сыну. Это бессмысленно, и тем не менее Милли не могла избавиться от накатывающего на нее страха. Ее не покидало предчувствие, что должно произойти нечто страшное. Она знала, что преступления совершаются даже в эту минуту, и проснувшийся сегодня утром, одевшийся и насладившийся завтраком завтра будет уже мертв.

Это месть, убийство или торжество справедливости? Уверены ли они, что в смертельную западню Агнес заманил лорд Терстон? Конечно, он, а кто же еще? Кому еще было выгодно исчезновение матери Якоба? Его отцу. Человеку, рисковавшему, если всплывет правда о ребенке, потерять все, включая состояние своей бесплодной жены. Его надо уничтожить? Это единственный способ обеспечить безопасность Якоба. Ради этого мальчика Милли продала душу дьяволу.