Последние флибустьеры - Эмилио Сальгари

— Ты думаешь только о своем брюхе, плут.

— Тише, — оборвал их индеец.

Дикая какофония, которая только что сотрясала ущелье, внезапно стихла. Дубинки не отбивали больше призыв к атаке, а все дюжие глотки онемели.

— Они схватились с кроталами, — решил Мендоса, который, опираясь на руку, пытался что-то различить в густой полутьме.

— Будем надеяться, что эти проклятые рептилии хорошо кусаются, — сказал дон Баррехо.

Индеец опять знаком призвал к молчанию, приставил флейту к губам и решительно засвистел, отбивая темп ногами и браслетами. Услышав эту музыку, кроталы, казалось, уже опять уснувшие, подняли головы и вновь подались вперед, неистово посвистывая.

Сколько их было? Наверняка сотни и сотни, потому что они составили настоящую колонну, и колонну грозную, потому что она была начинена самым страшным ядом.

— Мне становится зябко, — промолвил дон Баррехо. — Ну же, вперед, чудища, сметите все перед собой.

Индейцы-тасарио, очнувшись от неожиданного явления змей, снова закричали и застучали палицами. Вот-вот должна была начаться битва между страшными кусающимися рептилиями и пожирателями человечьего мяса. Время от времени между деревьями слышался свист стрел. Глухие удары наполняли каньон странными звуками: это звучащие палицы ударяли по камням, чтобы заставить гремучих змей отступить.

Трое авантюристов и индеец, укрывшиеся в густой листве симарубы, скрывшей их от глаз индейцев, с нарастающей тревогой прислушивались к шуму битвы. Приведенные в ярость этой атакой, все фаланги рептилий ринулись вперед с неукротимой жаждой кусать своих врагов. Более сильные переваливались через слабых и отважно спешили на помощь товарищам, которых крушили дубинки людоедов.

Битва длилась всего несколько минут, а победа, как и предсказал индеец, досталась змеям, колонны которых не могла остановить никакая сила.

Авантюристы услышали крики тасарио, удалявшихся в верховья каньона, но один голос, похожий на бычий рев, выкрикнул угрозу на языке, который мог понять только индеец:

— Тебя все равно съедят.

— Наверно, у твоего мяса особый вкус, — сказал дон Баррехо, когда индеец перевел ему угрозу. — Не стоило труда вести в поход целое племя ради простого жаркого. Они выполнят угрозу?

— Тасарио не оставят нас в покое, — ответил казавшийся весьма озабоченным индеец. — Попытаемся как можно скорее добраться до Маддалены и спуститься по реке до водопадов.

— Нам по дороге, — сказал Мендоса. — Там, внизу, нас встретит много друзей; мы должны провести внучку великого касика Дарьена к племени, которое ее ожидает. Ты что-нибудь слышал об этой девушке, рожденной от белого человека и дочери вождя?

Индеец ошеломленно посмотрел на троих авантюристов.

— Так это вы, — спросил он, — те люди, что должны прийти из краев, где садится солнце, и сопровождать внучку великого касика?

— Да, это мы, — ответил Мендоса. — Испанцы разлучили нас с товарищами, но мы встретим на берегах Маддалены, возле водопадов, девушку, которой принадлежит наследство умершего вождя.

— Говорят, оно огромное? — не сдержался дон Баррехо.

— Оно хранится в трех пещерах, заполненных золотом.

— И одного тамошнего самородка хватит, чтобы открыть настоящую гостиницу, черт побери!..

— Дай мне сказать, дружище, — вмешался Мендоса. — Мне хочется прежде всего выяснить одно темное обстоятельство. Прежде чем умереть, касик посылал какого-нибудь белого человека в заморские края, чтобы «привезти внучку?

— Да, — ответил индеец.

— Он вернулся?

— И был съеден, — ответил дикарь. — Этот человек пользовался полным доверием касика, но он решил завладеть сокровищами, угрожая привести испанцев в случае отказа. Он стал невыносим, тогда мы его схватили и нанизали на вертел по приказанию тускана.

— А это что за господин? — спросил дон Баррехо.

— Маг или колдун племени, — объяснил Мендоса.

— Черт возьми!.. Важная персона!..

— А потом что произошло? — спросил баск.

— Тускан увидел, что белый человек хочет завладеть богатством, как я уже говорил; тогда он приказал схватить его и насадить на вертел.

— Превосходно!.. — воскликнул дон Баррехо. — Это — достойное наказание для предателей.

— А потом? — продолжал Мендоса.

— Смутные слухи доходили до нашего племени; говорили, что высадился большой отряд белых людей, объявивших себя нашими друзьями. Тускан, который имел все основания бояться испанцев, разослал гонцов во всех направлениях, чтобы они приблизились к отряду и убедились, что внучка великого касика на самом деле находится при этих людях.

— И они что-нибудь узнали? — продолжал расспросы баск.

— Что отряд белых людей, долго сражавшихся с испанцами возле города Сеговия-Нуэва, приближается к Маддалене.

— А далеко до этой реки?

— День хода, — ответил индеец.

— А ты видел этих людей?

— Нет, потому что меня взяли в плен тасарио. Только благодаря силе своих ног я сумел избежать смерти.

— Эй, Мендоса, мы и так уже знаем достаточно, — сказал дон Баррехо. — Нельзя ли нам уйти раньше, чем проснутся кроталы?

— Индеец сумеет снова усыпить их, если надо, — ответил Мендоса.

— Теперь нам нечего бояться, потому что змеи образуют непроходимый барьер между нами и пожирателями человеческого мяса.

— Мы задержим также маркиза де Монтелимара?

— Тю!.. — воскликнул дон Баррехо. — Я уже и забыл об этом ужасном человеке. Где мы его оставили?

— Мы поступаем по-глупому, — сказал Де Гюсак. — Сидим здесь, болтаем, а может, как раз в этот момент испанцы сговариваются с людоедами о совместной атаке? Две различные расы часто хорошо договариваются.

— Это точно, — подтвердил Мендоса. — Потомки конкистадоров настолько застращали индейцев, что тем порой достаточно увидеть испанский шлем, чтобы признать себя рабами. В сущности, флибустьерам совсем не следовало предпринимать свои блистательные походы ради отмщения за страдания этих отупевших созданий.

Индеец поднялся, держа в руках флейту.

— Время летит, — сказал он, — и тасарио могут пройти выше каньона.

— Ах, я уже и забыл, что мои сухие конечности подвергаются опасности быть насаженными на вертел, — словно опомнился дон Баррехо. — Жизнь авантюриста в наши дни становится слишком трудной.

— И ты все время оплакиваешь таверну «Эль Моро» и свою прекрасную трактирщицу, — сказал Мендоса.

— Может быть, но, будучи истинным гасконцем, дон Баррехо никогда в этом не признается.

Индеец нервно огляделся.

— Идемте, белые люди, — сказал он своим обычным повелительным тоном. — Смерть может быть ближе, чем вы думаете.