Плевицкая - Леонид Млечин

Он по натуре неглупый и авантюрист, деньги ему нужны, но для его обработки нужно время, в один-два дня ничего нельзя сделать. Главная работа ведется, по его словам, в Сербии и Болгарии, там надежные офицеры и прочее, а в Париже только головки и связь с французским Генштабом».

Надо понимать, источнику «Малыш» вежливо ответили, что генералом Скоблиным советская разведка заниматься не намерена.

Но Плевицкой и Скоблиным настойчиво интересовались другие люди, весьма опасные, что постоянно создавало напряженную ситуацию.

Двадцать четвертого августа 1931 года парижский резидент срочно запросил Центр: «Дайте мне как можно скорее оценку откровений Завадского и его группы. Я дал задание 13-му снять свою активность, потому что это может кончиться плохо: у него обострятся отношения с Миллером и его окружением».

Шестого сентября 1931 года Центр ответил:

«1) Абсолютно правильно ваше указание о необходимости 13-му снизить свою активность. В данной ситуации он может „заинтересовать“ французов и работа от этого может пострадать.

2) „Откровения“ 48-го частично верны и именно поэтому нами поставлена задача — вплотную подойти и впоследствии попытаться приобщить его к работе. Как видите, задача не из легких, особенно учитывая прошлую работу 48-го. Однако в деле облегчения нам выполнить эту задачу 13-й сможет нам сильно помочь, дав нам подробное освещение фигуры 48-го и его окружения.

Нам нужны до мелочей подробные данные о 48-м с момента появления его в эмиграции. Образ жизни. Состав семьи за границей. Есть ли кто-либо из его родственников на нашей территории. Где постоянно или в последнее время на нашей территории находился 48-й и т. п. Одним словом, точную „вербовочную“ справку.

Эту справку нам необходимо иметь очень быстро, так как в результате проделанной вами и нами работы по одной и другой линии попробуем вступить с ним в разговор. Считайте задание по 48-му ударным.

3) Выдачу „юбилейных“ в сумме 300–400 долларов 13-му санкционируем».

48-й, заинтересовавший Центр, — это упомянутый в письме парижского резидента Игорь Владимирович Завадский-Краснопольский, бывший капитан белой армии. Он эмигрировал в Югославию, был там секретарем областного отдела Общества галлиполийцев, но проявил себя на ином поприще, шпионско-полицейском. Казался очень осведомленным человеком, и в этом качестве привлек внимание Скоблина. Советская разведка хотела и его завербовать. Но вокруг Завадского-Краснопольского закрутилась сложная интрига, неприятная для Плевицкой и Скоблина.

Историк Сергей Петрович Мельгунов вспоминал:

«В Париже было своеобразное учреждение, официально зарегистрированное в префектуре. Оно именовалось „Русский Исторический Союз“. Этот РИС в обиходе называется „Русская Интеллидженс Сервис“ — попросту „Охранкой“. Созданное, может быть, с самыми благими целями бороться с большевицкой провокацией, оно, по выражению Бурцева, превратилось в как бы отделение парижского ГПУ.

Привело к этому культивирование начала двойной агентуры. Некоторым членам РИС специально предписывалось войти в соглашение с большевиками. Возглавлял РИС капитан Завадский-Краснопольский — один из тех, кто насаждал двойную агентуру. Он был исключен из армии, ибо обнаружилось, что он передавал большевикам документы, похищенные в сербском штабе. Русское начальство прикрыло Завадского на том основании, что он входил в сношения с большевиками по указанию штаба и делал это с патриотическими целями.

Это открыто признал генерал Шатилов в циркуляре, разосланном по РОВС в те дни, когда в связи с похищением генерала Кутепова в печати начались нападки на капитана Завадского: „По убеждению генерала Кутепова связь его с большевиками выполнялась с целью разведки“.

Краснопольский-Завадский был тем самым лицом, через которое, по словам Зайцова, генерал Кутепов, когда было нужно, сносился с французской полицией. Начальником РИС, „ордена чести“, как выражается Краснопольский, он был назначен распоряжением генерала Кутепова 12 мая 1929 года. После похищения генерала Кутепова и расследования это почтенное учреждение было ликвидировано официальной властью».

Во время Второй мировой войны, в декабре 1940 года, Завадский-Краснопольский будет арестован немецкой службой безопасности СД. Его посадят в концлагерь Заксенхаузен. Он изъявит желание помогать гестапо, и в декабре 1943 года его выпустят, чтобы он наблюдал за советскими людьми, которых вывезли в Третий рейх на работу. Игорь Завадский-Краснопольский сам расскажет: «1 января 1944 года я был принят сотрудником в главное управление государственной безопасности в Берлине с окладом в 500 марок. Моя задача заключалась в политическом наблюдении за лагерями восточных рабочих».

А пока что в Париже Завадский-Краснопольский проявил большой интерес к Скоблину. Москва попросила Николая Владимировича выяснить, что тот собой представляет, поэтому они сблизились. Но в Иностранном отделе быстро осознали, что от такого одиозного и опасного человека лучше держаться подальше.

Тридцатого сентября 1930 года Центр информировал парижскую резидентуру:

«Нами выяснено путем соответствующей проработки, что каких-либо серьезных и значительных связей у Завадского-Краснопольского нет, что всё дело, как мы вам об этом уже и писали, ограничивается тем, что он является агентом парижской префектуры, близко связан с Фо-Па-Биде, и Фо-Па-Биде через него старается „подкузьмить“ своего врага и конкурента — начальника Сюрте Женераль. Отсюда и вся беготня Завадского-Краснопольского и весь шум, поднимаемый им.

Когда Завадский-Краснопольский говорил ЕЖ/13-му о своих „крупных связях“ с поляками и вообще с „иностранными державами“, набивая на этом себе цену, для выполнения задания Фо-Па-Биде в смысле проникновения в РОВС, то речь шла, очевидно, как мы выяснили сейчас, о некоем „полковнике“ Бабецком, агенте Завадского-Краснопольского. Ввиду того, что эта история является чрезвычайно поучительной для характеристики Завадского-Краснопольского, мы ее вам коротенько ниже сообщаем.

В 1930 году в Париже появился некий Лев Бабецкий, называвший себя полковником польского Генштаба, командированным во Францию со специальным поручением. При нем оказались официальные документы, удостоверявшие это. Бабецкий близко сошелся с Завадским-Краснопольским, которого он уверил, что имеет возможность близкого подхода к большевикам. Через некоторое время он вошел в полное доверие Завадского-Краснопольского. И получил от него некоторые задания, в частности, задание о разработке связей 58-го с большевиками. Через некоторое время Бабецкий сообщил З.-К. о том, что ему удалось „не только разработать связи 58-го с Советами, но и лично с ним связаться под видом большевистского агента“. Затем он неоднократно сообщал З.-К. о своих „свиданиях“ с 58-м и о том, что он ему даже передал деньги „от большевиков“ (вы сами понимаете, насколько всё это неправдоподобно и неверно).

Таким образом, на „данных“ Бабецкого и Завадского-Краснопольского была построена в значительной степени вся история обвинений 58-го».

58-й в шифропереписке советской разведки — это генерал Павел Дьяконов, которого многие подозревали в работе на Москву, но не могли это доказать.