Наставления бродячего философа. Полное собрание текстов - Григорий Сковорода

Лонгин. Да, вспомнил и я, что Христов наперсник называет закон его новым: «Новую заповедь даю вам». Правда, что истинная есть Соломонова притча: «Брат от брата помогаемый… и проч.». Есть такая же и русская: «Доброе братство лучше богатства».

Однак сей необоримый град все презирают, и дружней любви адамант блистает весьма в редких местах. Вот тебе новинка! Но опять, когда превечный сей совет есть древнейшая всех тварей симметрия и «крепка, как смерть, любовь», ревностным сострастием, всех миров системы связавшая и обращающая[117], тогда он же в послании своем нарицает его ветхим. Сам богочеловек, которого не подлый дух, по праху ползущий, как змий, но вышний оный архангел Деве благовестит, нарицается новым Адамом и ветхим днями: «Бог любви есть». И так: «Немы да будут уста льстивые», слово твое, Григорий, хулящие.

Афанасий. А мне взошли на память гордые мудрецы пышной плоти, с ругательством вопрошающие: что есть сатана, где он, подай его, проклятого, сюда, мне в руки. Много ль у него рогов?.. Не правду ли сказывает апостол: «Хуля – не разумеют»? Судите – не они ли сами с рогами? И не забавны ли для сына Сирахова? «Нечестивый, проклинающий сатану, сам клянет свою душу». Умный в карточной игре лабет быть может, а благой и злой дух есть для них небыль. Вот тебе преддверие в лабиринт безбожия! Уничтожив ангельские чины, легко сказать: «Нет Бога». Так как затаскав по-филистимски живой воды потоки, сам собою становится источник неисследованным и невероятным.

Яков. Оставь филистимов и хамов: «Всяк Еремей про себя разумей». Не люди сему виною, но овладевший сердцами их дух клеветнический. Если в тебе человеческое сердце, сожалей, а если угодно, ревнуй и гневайся, но избегая вражды и злобной гордости с ядовитою насмешкою. Кто гонит человека за веру, есть самый главный Божиему человеколюбию враг, равен озлобляющему нищего за то, что не захотел Христа ради в милостыню принять одежды. Берегись, друг мой, дабы не вкрался, под светлою маскою в недро твое хитрый змий, дабы ангельская любовь к Богу не преобразила тебя в диявола для людей. Не забывай учительского оного пути: «Не знаете, какого вы духа». Ангельскими языками говори, а людей все люби. Истинная любовь не самолюбива.

Григорий. А я радуюсь о единомыслии нашем. Довлеет мне вас четырех согласие. Горние мысли в тяжкосердных душах не водворяются! Самый чистейший спирт небесный, нареченный у эллинов[118] αὖρα, по-римски тоже aura, не живет разве только выше облаков. Возвратимся ж на путь течения речи нашей. По числу ангелов разделите весь род человеческий на два рода: на вышний и нижний, на правый и левый, на благословенный и отриновенный. Теперь можно всякого вопросить: «Наш ли ты или от супостатов наших?» «Какого духа ты?» Нет здесь нейтральности по двойному роду людей, вспомните евангельское распутие: путь узкий и пространный, правый и левый. Жизнь наша есть путешествие. Левый, через триумфальные ворота, через увеселительные перспективы и цветоносные луга, низводит в преисподнюю, прямо сказать, в грусть не усыпающих в душе червей. Правый во входе жесток и стропотен, в прочем мало-помалу гладок, напоследок сладок, в исходе – сладчайший. Так как всякое благое дело в зачатии и в корне горькое, а в половах своих сладкое, и сеявшие со слезами жнут с радостию. Правым шествует род праведных, за руководством ангела мирного, верного наставника, хранителя душ и тел наших. И как сам вождь их светел, так и род оный есть благоумный, благодуховный, благоуханный, а жизнь их есть вот то-то: эвдемония, благовоние, благовеяние, какое дышит смирна, стакта и касия. Отсюда родилось у нас слово благоговение, отсюда у древних всякая благоспешная удача называлась диксиома! Десничие, правой руки дело, а люди – сыны света и десницы, например: Вениамин – значит сын десницы. Шуйский же род, или левый, во всем оному есть противен. Негодную подлость и у нас, в Малороссии, называют шуя. Без сомнения то же, что шуия и чуть ли не отсюда родилось слово сие – ленив. Будто левин сын, не десницын. Но я уже заврался. Вот вам для чего в эллинской древности блаженство наречено εὐδαιµονία.

Афанасий. Ныне мне открылись сии Павловы речи: «Примите меня, как ангела Божьего». «Христово благовоние мы». И сам таков есть всяк, к каковому ангелу прилепляется. Сии суть добрые девы. «В благовоние мира твоего течем?» Но ах! Скудно их… Не пусто плачет, о Иеремия! «Оскудели добрые девы». Род лукавый и прелюбодейный повсюду умножается. Все сии не войдут в брачный покой чертога женихового. «Не знаю вас!»

Ермолай. Мне непрестанно в очах мечтается искуситель учителя нашего в пустыне. О бесстыдный! На кого не дерзнет наступить, когда козненные свои наветы не устыдился воздвигнуть на главу всех Божиих мужей и пророков? «Кинься вниз». Возможно ли, дабы повалился в дольнюю грязь и подлость смрадную, сказавший истину сию: «Я от вышних». Кто свыше и в горнем рожден, никак не вмещает духов, отсылаемых в стадо свиное: «Вы от нижних». Но опять, сколь приятен был ему ангел в саду, побуждающий его к высоте терпения, по благоволению и естеству горнего отца его.

Лонгин. Конечно, тебе сад сей, где беседуем, навел такие мысли. И мне сии, перед нами цветущие крыны сельные, дышущие в обоняние наше фимиамом своего благоухания, возвели на сердце сидящего на гробном камне Матфеева ангела, благовествующего мироносицам оного единого человека: «Род же его кто исповедает?» «Я цвет полевой и крын удельный». Для стерегущих гроб ангел мой ужасен, но для мироносиц сколь красен! Световиден, как молния и как крын, исполнивший воздух благоухания. Не оно ли моего тайно касается обоняния, услаждая горящее во мне, с Клеопою и Лукою, сердце мое?.. «Крылья ее, крылья огня». «Полечу и почию».

Афанасий. Нет, брат, постой! Высоко не долетишь. Дабы возмочь обонять благоухание нетленного оного человека, нужно нажить оный нос: «Нос твой, как столп Ливанский». Сим-то носом обоняет Исаак ризы сына своего Иакова. Потеряли было сей нос и зато услышали вот что: «О несмышленные галаты!» «И косные сердцем…» Остервеневшую луну и земного человека каждое око видит. «Безумный, как луна изменяется». До небесного оного человека: «И поднимется от земли жизнь его, как первородное луны; не узрит, разве пребыстрое чувство». «Тебе подобает расти, мне же…» «Пребудет с солнцем и прежде луны». Все те были безносые, которых вопрошает Павел: «Приняли ли Духа Cвятого?» Мы-де и не знаем, есть ли и что он значит? Хотя царедворец, однак, без носа был тогда и евнух тот, что спрашивал Филиппа: «Скажи, о каком человеке столь великолепно говорит Исайя?» Не без толку у евреев не ставили в священники безносых и кратконосых. Лишенный чувства, обоняющего Христово благовоние, и не могущий похвалиться: «Знаю человека», как может показаться другим невеждам: «Се ягненок Божий». Соломоновская невеста кроме похваляемого братом носа имеет голубины очи. Сими благородными чувствами не дивно, что провидит не стареющегося оленя, высоко скачущего и перескакивающего по горам и холмам: «Чувство праведных благопоспешно».