Пряжа Пенелопы - Клэр Норт

и, когда я подхожу к Телемаху, открывает клюв: «ух», чтоб тебя, «ух». «Ух, я тебя вижу, ух».

Миг я смотрю прямо ей в глаза: «Ну, давай, ухни мне еще разочек» – но потом чувствую, как наш договор шевелится внутри меня, разгорается в душе. Ее глаза устремлены на сына Одиссея, будто она готова выпить его до капли, и я, вздрогнув, отворачиваюсь.

Глава 38

У меня есть дело, которое я слишком давно откладывала.

С некоторым отвращением я облачаюсь в свой самый нелюбимый хитон и самые нелюбимые золотые сандалии и ловлю ветер, который сгибает верхушки деревьев.

Вон там, внизу, роща, где купается Артемида.

Рощ, где купается Артемида, много, но эта ей особенно нравится, потому что в ней мягкие травянистые берега, которые греет теплое вечернее солнце, и гладкие камни в воде, на которых можно красиво сидеть, опустив ноги в прохладную бегущую воду. Есть здесь и водопад, и неглубокая котловина, а за ней сверкает и сияет сапфировая пещера, а рядом логово медведицы с медвежатами, которая порвет всякого, кто приблизится, будь то человек или животное, – это веселит Артемиду, а мне от ее веселья не по себе. «Смотри! – пронзительно воскликнет она. – Смотри, какие у них мягкие внутренности!»

Я спускаюсь на облаке, чтобы не попасться медведям, и, приближаясь по росистой траве, слышу, как кто-то медленно натягивает лук – это одна из ее охранниц взялась за тетиву.

– Кыш, – рявкаю я на нее, и мгновение она просто моргает, по-видимому, не боясь царицы богов, а потом медленно опускает оружие. Когда я подхожу к котловине, остальные женщины Артемиды оглядывают меня. Их больше дюжины, некоторые вооружены луками, у других на поясах ножи, а в зубах – алое мясо. Они жуткие, но я должна признать, что у моей падчерицы отменный вкус: все они светловолосы, их локоны вымыты и великолепно заплетены, а почти неодетые и очень мускулистые тела умащены маслом.

Обойдя обросший мхом камень у края воды, я смотрю вниз и вижу богиню охоты собственной персоной, лежащую в воде на спине, а рядом с ней дева… Давайте из соображений приличия скажем, что она расчесывает Артемиде волосы.

– А еще погромче ты не могла топать? – спрашивает моя падчерица, когда я подхожу к берегу. – Я тебя услышала за десять стадиев.

– Я не хотела тебя напугать, – отвечаю резко. – Учитывая, как опасно тебя пугать.

Она, довольная, вздыхает, глаза ее закрыты, а волосы цвета осенних листьев плавают по воде вокруг головы.

Я пытаюсь смотреть ей только в лицо, но меня очень сильно отвлекает деятельность ее девы, и я выпаливаю:

– Ты не могла бы одеться? Это все, конечно, очень… но как твои женщины не мерзнут?

– Они бегают обнаженные по зимнему снегу, – отвечает Артемида. – Они бегут, пока их щеки не начинают пылать, а сердце – колотиться в висках, а потом падают друг другу в объятия вокруг костра, обнимая плоть своей плотью…

– Да, спасибо, я поняла.

Она вздыхает, мановением руки отсылает деву, которая была так занята, и открывает глаза. На мгновение кажется удивленной при виде меня, а потом говорит:

– Ничего себе ты старая!

Я делаю глубокий вздох.

– Ты давно не радовала нас своим присутствием на Олимпе, падчерица. Твой отец скучает по тебе.

Она медленно поднимается из воды, не делая никаких усилий к тому, чтобы прикрыться, жестом показывает своим служанкам, чтобы они отошли и дали нам поговорить наедине.

– Ничего он не скучает. Он скучает по моему брату, у них сходные вкусы во… многих вещах.

– Хорошо. Он не скучает по тебе.

– И ты не скучаешь, – добавляет она.

– Я… Все не так просто, как тебе кажется, падчерица. Я признаю: мы не всегда с тобой согласны…

Она фыркает, начинает отжимать волосы. Вода течет по ее спине, по впадинке между ягодицами. Артемида совсем не соответствует расхожему представлению о женственности: у нее очень смуглая кожа из-за того, что она много времени проводит на солнце, чересчур сильные ноги, излишне широкие бедра, маленькие груди и мощные плечи. Она может, если захочет, притвориться мальчиком и отправиться срывать вредными замечаниями церемонии своего брата Аполлона или подбадривать бегунов на Летних играх, не боясь, что кто-то опознает в ней женщину. И все же в ее силе есть несомненная красота, а гибким движениям может позавидовать сама Афродита.

– И все же мы обе богини, – продолжаю я сквозь стиснутые зубы. – Нас тем не менее что-то связывает, правда?

– Да? – отвечает Артемида. – Я не замечала.

Я бросаю взгляд на небо. Облаков на нем нет, но даже Зевс не решится так просто заглядывать в священную рощу Артемиды. Конечно, даже в гневе она не бросит ему вызов, но, честное слово, эту девчонку лучше не злить. Она заставляет платить тех мужчин, кто посмотрел не в ту сторону. Поэтому еле слышным шепотом я храбро говорю:

– Ведь мы обе презираем власть мужчин, правда?

Она смотрит на меня и в этот раз, вероятно, видит не только мое лицо, мои руки, то, как неудобно мне стоять на берегу пруда. Она выпрямляется, закручивает волосы на затылке, я вижу мышцу, которая спускается от ее толстой шеи к плечам.

– Чего ты хочешь, старая царица?

Я медленно, осторожно выдыхаю.

– У меня есть задумка, которая может тебе понравиться.

Взмахом руки она отбрасывает эту мысль.

– Мне нет дела до твоих каверз. Что бы это ни было, я уверена: мне будет скучно.

– Есть некий остров, на который нападают мужчины. Они приходят каждое полнолуние. Однажды попытались похитить отца царя этого острова. Они делают это не ради золота и не ради выкупа, а для того, чтобы некая женщина вышла замуж за мужчину, за которого она выходить не хочет.

– И что? Надо просто убить этого мужчину, и все.

– Этот мужчина – ее гость.

Артемида фыркает. Она понимает священные законы гостеприимства и даже сама не станет их нарушать, но, как и многие другие законы людей и богов, находит их скучными. Они дурацкие и нудные, и она не хочет тратить на них свое время.

– Ну и что? Я-то тут при чем?

– Эта женщина придумала довольно своеобразное решение.

Артемида моргает, глядя на меня непонимающим взглядом дерева. Она умеет стоять неподвижно и притворяться тупой очень долго, если захочет; неподвижность – это дар охотника. Мне очень хочется отчитать ее, отругать за то, что ведет себя как ребенок, но это ее роща, а она мне нужна. Сжалься надо мной, небо, но она мне нужна.

– В роще рядом с твоим храмом она попросила воительницу с востока научить своих женщин сражаться.

Снова Артемида моргает. Но теперь мне кажется, что, хотя тело стоит рядом со мной, разум ее где-то в другом месте: залетает в ее храмы, как запах сосновой хвои. Потом она распахивает глаза и спрашивает:

– Это на Итаке?

Мне хочется сглотнуть, но я удерживаюсь. Мои щеки не покраснеют, мои веки не будут дрожать,