Свобода от равенства и братства. Моральный кодекс строителя капитализма - Александр Никонов

Нравы крестьян, впрочем, были не лучше. Эти дикие дети деревни считали происходящее в семье делом всего «обчества», о чем говорило и вывешивание на всеобщее обозрение простыни после первой брачной ночи, и публичное наказание изменивших жен… «Изменщице» завязывали ночную рубаху над головой – так, чтобы нижняя часть тела была обнажена, а голова закрыта, и в таком виде водили по улицам. Могли раздеть догола, измазать дегтем, обвалять в перьях, избить палками и привязать к дереву – на съедение гнусу. Порой забивали палками до смерти.

И тут же крайне любопытное и очень важное для нашей книги наблюдение. «В промышленных губерниях (то есть более развитых экономически. – А. Н. ) нравы были мягче, супружеская измена постепенно стала рассматриваться как частное семейное дело», – отмечает Игорь Кон.

А вот другая оценка того же явления, данная человеком с созвучной фамилией. Анатолий Кони, блистательный юрист конца XIX века, пишет: «…с городом связаны: преждевременное половое развитие отроков и искусственно вызываемый им разврат юношей…»

Как видите, оба пишут об одном и том же, но оценивают его по-разному. Кони – вровень со своим временем, с точки зрения господствовавшей тогда морали. Кон – с высоты истории, на холодную голову.

Нравы и оценки меняются. И каждый из вас может сам сделать для себя выбор: или твердая половая мораль с публичными казнями, или «разврат» и «распущенность» равнодушного города, где каждый живет так, как хочет, и не позволяет никому соваться в свою жизнь.

Сегодня каждый может пойти и свободно купить в аптеке презерватив. А вот что писал журнал «Современник» в середине позапрошлого века о проблеме противозачаточных средств: «В последнее время предложены были средства для противодействия развитию населения… Некоторые из них до невероятности нелепы, как например предложение употреблять известное средство, предупреждающее рождение детей… Другие средства не столь возмутительны, но также чрезвычайно странны».

И это писалось в эпоху бурно-избыточного размножения населения, эпоху, породившую мальтузианство! Никакой гибкости, никакой способности подстраиваться под требования текущего момента традиционная мораль нам, как видите, не демонстрирует. Это не просто твердая, это дубовая мораль! Полный беспросвет…

И именно к этой тьме безграмотности нас сейчас призывают боговеры фундаменталистского толка, стебенковы и прочие борцы против секса и презервативов. Их лозунг: «Наши дети имеют право на незнание». Это не шутка, это действительно реальный лозунг, который был выдвинут староморалами в конце 1990-х годов, когда они отчаянно боролись против введения в школе полового просвещения. Их мечта – тургеневская девушка, в ужасе говорящая своему мужу в первую брачную ночь: «Ой, а чем это вы в меня тыкаете-с?»

Революция, всколыхнув страну, по существу ничего не изменила в ее моральных установках. Просто Бог заменился Лениным-Сталиным, церковь партией, а рай – коммунизмом. Давильня – в том числе и моральная, в том числе и в сексуальной сфере – осталась прежней. Первые вольности революции, первые теории свободной любви быстро остались в прошлом. И начало насаждаться все то же тупое стыдливое крестьянское ханжество с хихиканьем. Иначе и быть не могло – послереволюционная Россия была глубоко аграрной страной, и до урбанистических вершин должны были еще пройти поколения.

По сути, половая мораль коммунистов почти не отличалась от половой морали фашистов. Интерес коллектива в ней превалировал над интересами личности, а интересы личности всячески подавлялись. Вот наиболее яркие отрывки из теоретической работы той поры под названием «Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата»:

«Допустима половая жизнь лишь в том ее содержании, которое способствует росту коллективистических чувств, классовой организованности, производственно-творческой активности… революционная целесообразность является и наилучшей биологической целесообразностью, наибольшим биологическим благом…

1. Не должно быть слишком раннего развития половой жизни в среде пролетариата…

2. Необходимо половое воздержание до брака…

3. Чисто физическое влечение недопустимо… Половое влечение к классово-враждебному, морально-противному… является таким же извращением, как и половое влечение к орангутангу.

…

5. Половой акт не должен часто повторяться…

6. Поменьше полового разнообразия…

…

9. Половой подбор должен строиться по линии классовой, революционно-пролетарской целесообразности. В любовные отношения не должны вноситься элементы флирта, ухаживания, кокетства и прочие методы специального полового завоевания.

…

11. Не должно быть половых извращений…

12. Класс в интересах революционной целесообразности имеет право вмешаться в половую жизнь своих сочленов. Половое во всем должно подчиняться классовому…

Все те элементы половой жизни, которые вредят созданию здоровой революционной смены, которые грабят классовую энергетику, гноят классовые радости, портят внутриклассовые отношения, должны быть беспощадно отметены…»

Подставьте сюда вместо «класса» «расу» и получите фашизм – такое же проявление деревенской морали, как и коммунизм, только другого цвета…

Почти весь XX век в России проходил под флагом индустриализации. Десятилетиями город стахановскими темпами всасывал в себя деревню, не успевая ее толком переваривать. Десятилетиями в стране правили геронтократы, помнящие революцию и Гражданскую. И потому приехавший после войны в СССР Габриэль Гарсия Маркес был поражен царящей в нем атмосферой ханжества. А удивляться было чему!..

В 1955 году выставку картин, привезенных в Москву из Дрезденской галереи, было запрещено посещать детям до 16 лет. Потому что на некоторых картинах, представьте себе, были нарисованы голые сиськи!

Лениздат в середине 1950-х годов отказывался печатать репродукцию Венеры Милосской, объявив ее «порнографией».

Простого советского дурака, приехавшего из деревни, вгоняли в краску античные статуи в музеях, не говоря уж о картинах. Голое тело – это ж такая срамота!.. Вот характерный эпизод из книги «Сексуальная культура в России»:

«М. Поповский рассказывал, как в 1960-х годах один московский писатель пригласил к себе в гости мезенского мужика, страшного похабника и бабника, и повел его в музей. У картины Карла Брюллова деревенский гость остолбенел. “Остановившись перед картиной, изображавшей нагую женскую фигуру, Василий Федорович вдруг густо покраснел, закрыл лицо согнутым локтем и отвернулся. У него от волнения даже голос пропал.

– Вот уж не ожидал… – просипел он. – Такое уважаемое учреждение и такой стыд показывают…”»

В этом – вся суть ханжеской патриархальной морали.

Когда естественное подавляется и не разрешается, энергия инстинкта все равно берет свое, переключаясь на неестественное – либо на разрушительную жестокость, либо на влечение к своему полу. И в этом смысле искусство и в СССР, и в фашистской Германии носило безусловно гомосексуальный оттенок. Вы, конечно, помните эти оголенные торсы гимнастов на сталинских парадах… Эти мускулистые груди рабочих с кувалдами на плакатах… Этих матросов-стриптизеров, рвущих на груди тельняшку…