Счастье есть - Александр Шохов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не верю, что ты просто злилась.
– Ладно. Я же хотела от тебя честности, – сказала Фрида. – Теперь придется и самой быть честной. Только ты не сердись. Я предприняла разведывательные действия, и виделась вчера с Виктором.
– Блин! – сказал Алекс. – И что?
– Мы мило поболтали в ресторане, он рассказал мне о своих планах по захвату мира, а потом мы скатались на его стройку. Потом я приехала домой, и легла спать. Это все.
– Все? – ревниво спросил Алекс.
– Да, – сказала Фрида, посмотрев ему в глаза. – Вчера он решил ускорить события, и не ждать окончания строительства, а начать соединение реальностей сегодня. Возможно, он уже начал это делать.
– Начал, но не смог завершить, – усмехнулся Алекс. – Я тоже предпринял кое-что. Вчера вечером виделся с Эммануилом. Сегодня утром был на стройплощадке у Виктора. И должен тебе сказать печальную новость.
– Какую? – спросила Фрида.
– Поскольку ты симпатизируешь Виктору, она только для тебя печальная, а для меня очень даже радостная. Виктора больше нет в этой ветке реальности.
– Как ты это сделал? – спросила Фрида.
– Сам не знаю. Он просто исчез.
– Сам по себе? – недоверчиво спросила Фрида.
– Если захочешь, Эммануил объяснит тебе все с математическими выкладками, – сказал Алекс.
– Так получается, что ты его устранил?
– Похоже, что да. Но вряд ли эта заслуга принадлежит именно мне. Что-то явно действовало через меня. Я чувствовал себя проводником света, этаким световодом…
– Хм… Позвоню-ка я Виктору. Что-то мне твои мужские фантазии доверия не внушают.
Она достала телефон, набрала номер, поднесла трубку к уху, разочарованно положила телефон в сумку.
– Находится вне зоны обслуживания, – сказала она.
– Это очень верно сказано, – прокомментировал Алекс. – Ты будешь по нему скучать?
– Ты знаешь, Алекс, наверное буду. Но совсем чуть-чуть.
– Возможно, он снова найдет путь в эту ветку реальности. Я уверен, что он жив, просто перестал существовать здесь.
Фрида печально улыбнулась. Ей и правда, было жаль Виктора.
– Не жалей о прошлом, – сказал Алекс. – Создатель не зря придумал время.
– Что ты хочешь сказать? – спросила Фрида.
– Будущее – это мы с тобой. Ты и Виктор – это прошлое. А время – это воля Создателя, которой он формирует миры.
– Алекс, ты… просто великолепен.
Фрида обняла его и прижалась головой к его широкой груди.
– Что это? – спросила она, ощутив необычную жесткость под одеждой.
– Два бронежилета, – сказал Алекс. – Не было времени переодеться.
– Ты готовился драться?
– Был готов ко всему.
В это время в отделении появились Макс и Маня.
– Как? – спросил Макс.
– Борька разговаривает, кушает… Будет жить пацан, – сказал Алекс.
– И у Бахмана все хорошо.
– Я рад, – сказал Макс. – Очень. Ты ездил утром на стройку?
– Ездил. Только что рассказал Фриде, что Виктора больше нет среди нас.
– Герой! – сказал Макс, обнимая Алекса. – Молодец! Как это получилось?
– Там что-то загадочное произошло, – сказал Алекс. – Сам не знаю, что именно. Может, это мое большое самомнение, но мне кажется, что через меня действовал Создатель. Потому что Виктор, глядя мне в глаза сказал что-то вроде «Через тебя смотрит Он!». И лопнул как мыльный пузырь на морозе.
– Ну и дела! – сказала Манечка. – Я же говорила, что Он вмешается. Как и всегда, Он сделал это почти незаметно. Между прочим, госбезопасность уже прикрыла стройку, конфисковала трости, и начала возвращать их владельцам по всему миру. Мы слышали по радио.
– Отлично! – сказал Алекс. – А я думал, что они только бизнес трясут… Оказывается, еще и работают иногда.
– Стуканул кто-то, наверное, – предположил Макс. – Сами бы не нашли.
– Давайте завтра укатим на море? – предложил Алекс. – Если утром Борьку переведут из реанимации.
– Давайте, – согласился Макс. – Я возьму мольберт, холст и краски. А то я давно уже обещал нашим девушкам по портрету.
* * *
Утро субботы выдалось солнечным и удивительно теплым. Они выехали на Каролино-Бугаз, почти что на то самое место, где были в прошлый раз, только ушли немного дальше, где было совершенно безлюдно. Морская вода стала теплее, но все еще оставалась прохладной. Сегодня не было ветра, и на солнце через некоторое время становилось очень жарко.
Работники базы соорудили высокий навес, под которым они и расположились.
Фрида и Манечка, никого не смущаясь, загорали топлес. Алекс каждые полчаса звонил Борьке, которого сегодня перевели из реанимации в обычную палату. Мальчик уверенно шел на поправку. Бахмана перевели в палату почти одновременно с Борькой, поэтому Анатолий Игнатьевич постоянно звонил Алексу и слал ему электронную почту. Было так хорошо просто сидеть у моря, вдыхать свежий воздух и ощущать себя свободными и счастливыми.
Макс расположился с мольбертом под навесом, и девушки по очереди позировали ему. Быстрыми, точными движениями он наносил на холст их загорелые тела. Пока он писал портрет Фриды, Манечка сидела у него за спиной и смотрела, как он пишет. В том, как под кистью художника появляется изображение, всегда есть чудо. Когда он писал портрет Манечки, Фрида сидела за его спиной и тоже наблюдала, как холст превращается в портрет. Макс работал быстро. Через три часа оба портрета были готовы. Под восторженные возгласы девушек он поставил их сохнуть у ножек мольберта, закрепил на мольберте еще один холст и принялся писать морской пейзаж.
– Ты бы хоть отдохнул, Макс, – сказала Маня.
– Ты не понимаешь, Манечка, живопись для меня – это отдых.
– Ты очень быстро работаешь.
– Техника, – улыбнулся Макс. – Но на самом деле над этими картинами надо еще потрудиться, чтобы довести их до совершенства. Я это сделаю дома.
Манечка поцеловала Макса в плечо, и с визгом побежала в холодные морские волны. Фигура забегающей в море девушки тотчас начала проступать на морском пейзаже под кистью Макса.
* * *
Борьку выписали из больницы через десять дней после операции. А Бахмана через две недели. Жизнь постепенно входила в свое обычное русло. Но в ней появилось счастье, которым лучились две влюбленные пары. Макс и Манечка начали активно готовиться к свадьбе. И одновременно вместе с Алексом и Фридой, они плотно занимались своим новым бизнес-проектом.
Макс после того, как его морской пейзаж купили за десять тысяч долларов, решил, что ему пора всерьез заняться живописью.