Снег на кедрах - Дэвид Гутерсон

Однако в трубке была мертвая тишина. Да и печатный станок тоже встал, вдруг мелькнула мысль у Исмаила. Само помещение быстро остывало, теряя электрическое тепло. Исмаил присел, сунув руку в карман пальто, и задумался, глядя на мельтешащий за окном снег. В культе его ампутированной руки что-то пульсировало, а точнее, казалось, что рука на месте, только онемела. Видимо, мозг так и не привык к тому, что руки больше нет. Сразу после войны отсутствовавшая рука причиняла ему немалые страдания. Врач в Сиэтле посоветовал симпатическую иннервацию, чтобы избавиться от чувствительности, но Исмаил неожиданно воспротивился. Что бы там у него ни было, боль или какие другие ощущения, он хотел их чувствовать, хотя и сам не понимал, почему. Теперь он просунул руку под пальто и обхватил культю ладонью, думая об отсутствии электричества и о том, что в результате придется предпринять. Прежде всего надо будет проведать мать; потом одолжить у Торгерсона самодельную рацию и связаться с Анакортесом — вдруг напечатать газету можно там. Еще следует переговорить с Гудмундсоном и Хуксом. Потом узнать, есть ли паромная связь с Анакортесом, и позвонить в энергетическую компанию — может, они скажут, в какие сроки думают наладить подачу электричества. Надо бы выяснить, где именно случился обрыв проводов, и съездить туда, сделать снимки. Неплохо бы также побывать у береговой охраны, получить у них подробный прогноз погоды: скорость ветра, высота прилива, уровень выпавшего снега. Стоит, наверное, захватить матери кое-что из продуктов и канистру керосина. В амбаре есть керосиновый обогреватель, его можно поставить в спальню, нужно только фитиль заменить. Надо будет заскочить к Фиску.

Исмаил повесил на шею фотоаппарат и не вышел, а буквально вывалился на улицу. Он хотел сделать несколько снимков Холмистой улицы. Даже в обычных условиях нелегко было одной рукой управиться с фотоаппаратом — огромным ящичным корпусом с «гармошкой» для линз, камнем виснувшим на шее. Исмаил терпеть его не мог. Когда была возможность, он привинчивал камеру к штативу; если же такой возможности не было — пристраивал на культе, смотрел через левое плечо и делал снимки. Такие манипуляции всегда доставляли ему большие неудобства. С фотоаппаратом, прижатым к уху, то и дело грозившим свалиться, Исмаил весь перекручивался и напоминал себе циркового клоуна.

Исмаил сделал три снимка машины, со всей силы врезавшейся в пикап. Снег попадал в объектив, но с этим ничего нельзя было поделать. Исмаил решил, что стоит взять фотоаппарат с собой, поскольку такой буран случался не часто, в последний раз был в 36-м, и наверняка на острове произошло нечто достойное внимания читателей. И все же, думалось ему, даже такое стихийное бедствие не должно заслонить собой судебный процесс над Миямото Кабуо — событие совершенно иного толка и гораздо более значимое. Однако его соседей-островитян прежде всего интересовал именно буран. Разрушенные доки, разметанные переборки на шхунах, рухнувшие на дома деревья, лопнувшие трубы и увязнувшие в снегу машины занимали жителей Сан-Пьедро гораздо больше, чем суд над человеком, которому грозила смертная казнь. Исмаил, такой же местный житель, не мог, однако, понять, почему они придают такое значение явлению преходящему и второстепенному по важности. Как будто все ждали чего-то огромного, что ворвалось бы в их жизнь, сделав участниками события. С другой стороны, суд над Миямото Кабуо был первым судебным процессом по обвинению в убийстве за последние двадцать восемь лет — Исмаил пролистал подшивку «Сан-Пьедро ревью». В отличие от природной стихии, это событие относилось к области человеческих отношений и было не просто стечением обстоятельств, вызванных разгулом природных стихий, а чем-то подвластным людским умам. Развитие этого события, его исход, значение и последствия — все зависело от людей. Исмаил намеревался и дальше уделять судебному процессу первостепенное значение, если только удастся, несмотря на непогоду, напечатать выпуск в четверг.

Он осторожно продвигался вперед, к заправочной станции Тома Торгерсона, где вдоль забора выстроились в ряд несколько потрепанных машин, собирая на капотах и крышах снег; Том ставил очередную машину.

— Они повсюду, — крикнул он Исмаилу из окна своей аварийки. — На одной только Центральной насчитал пятнадцать, да на Мельничном ручье с десяток будет. Дня три уйдет, чтобы подобрать все.

— Слушай, Том, — обратился к нему Исмаил. — Я понимаю, у тебя дел по горло. Но мне позарез нужно поставить цепи на «крайслер». Он там, на Холмистой улице, я даже не могу пригнать его сюда. Там еще четыре машины, ты ведь все равно за ними поедешь. Может, съездим? Цепи у меня есть, лежат в салоне под задним сиденьем. К тому же телефон не работает, да и печатный станок тоже, а мне надо связаться с Анакортесом. Можно от тебя? Если, конечно я не найду телефон, который работает.

— На всем острове нет связи, — ответил Том. — Электричества нет нигде, так что телефон ты не найдешь. Много поваленных деревьев и обрывов — электрики сейчас возятся с проводами. Ну да ладно, пошлю кого-нибудь к твоему «крайслеру», сам пока ну никак не могу. У нас тут двое парней из старших классов, так что отряжу одного тебе в помощь. Идет?

— Отлично, — обрадовался Исмаил. — Ключи в машине. Можно, я свяжусь с Анакортесом по твоей рации?

— Отнес домой на прошлой неделе, — ответил Том. — Если хочешь, поезжай ко мне — Лоис покажет, что и как.

— Я еду к береговой охране. Раз твоя рация далеко, попробую связаться с Анакортесом от них.

— Ну, как знаешь, — ответил Том. — А то смотри, поезжай ко мне. Никаких проблем, ты не сомневайся.

Исмаил стал пробираться по Главной улице к магазину Фиска. У Фиска он купил галлон керосина и фитиль для обогревателя. Фиск распродал все аккумуляторы; снегоуборочные лопаты тоже разобрали, осталась одна. Раскупили почти все свечи, и керосина осталось совсем немного. Чельтон Фиск был человеком сознательным и в десять утра стал продавать не больше одного галлона керосина на семью. Он стоял, широко расставив ноги, рядом с пузатой печкой и протирал концом фланелевой рубашки очки. Исмаилу даже не пришлось расспрашивать Фиска — тот сам, со всеми подробностями рассказал, что именно расхватали островитяне с восьми утра. А еще посоветовал Исмаилу обрезать фитиль после того, как обогреватель включат и выключат шесть раз.

Исмаил забежал в ресторан и попросил Элену Бриджес завернуть ему с собой два сэндвича; времени на то, чтобы поесть основательно, у него не было. В сумрачном зале ресторана было шумно от заполнивших его посетителей, сидевших у стойки и за столиками в пальто, шарфах, с сумками провизии у ног и смотревших в окна на снегопад. Они рады были такому местечку, где можно было укрыться от бурана. Правда, потом, когда они поедят, непросто будет снова выйти в непогоду. Ожидая сэндвичи, Исмаил прислушивался к разговору двух рыбаков у стойки. Они прихлебывали томатный суп, подогретый на газовой плите, и высказывали предположения насчет того, когда дадут электричество. Один все боялся за доки — во время прилива, да еще при ветре в пятьдесят пять узлов, их могло попросту затопить. Другой сказал, что северо-западный ветер повалит немало деревьев, растущих с уклоном на юг; его здорово беспокоит пихта, стоящая на утесе как раз за бытовкой. Утром он доехал до шхуны, чтобы привязать ее тройным тросом к причальной бочке, и в бинокль из окна гостиной видел, как дерево раскачивалось под порывами ветра, обрушившегося на залив. Первый рыбак чертыхнулся, пожалев, что не привязал свою шхуну — причальные концы закреплены слабо, кранцы выброшены с обеих сторон; при таком ветре трогать ее опасно, придется надеяться на лучшее.