Ниалл. Возвращение Повелителя Света - Валерия Катина

одной женщине, да еще и Хаосовой девчонке. Но так больше продолжаться не может и ему пора возвращать былое величие.

Мужчина в капюшоне бежал по тропинке. Ботинки чавкали, попадая в грязевые лужи. Он скользил, ноги отяжелели от прилипшей грязи, волосы намокли от дождя, а капюшон плаща сорвался от порывистого ветра. Он прижимал к груди два светящихся кристалла. Один черный, словно бархатная ночь, а второй — его полная противоположность, мерцающий золотистыми искрами. Он переливался подобно алмазу и горел в его ладонях. Мужчина зашипел от боли и попытался воспользоваться меткой Хонга, позволяющей ему пользоваться Порядком. Магия помогла, боль уменьшилась и свечение кристаллов исчезло. Он остановился, осмотрелся, удостоверившись в том, что за ним никто не следит, а затем взмахнул свободной рукой, снимая полог высокого здания и, толкнув дверь, прошел внутрь. Деревянные створки со скрипом захлопнулись, пыль в воздухе заиграла серебристыми искрами, попадая под солнечные лучи кристалла Ниалла. Мужчина прошел вперед, завернул направо, ища нужный проход. В доме было темно, в канделябрах не горели свечи, пахло затхлой сыростью и пылью, но этот мерзкий запах разрезал аромат спелой вишни и крепкого алкоголя.

Мужчина толкнул дверь, заходя внутрь и оказался в просторной гостиной. Свет от камина рассеивал полумрак, а потрескивающие поленья приятно ласкали слух. Хонг полулежал на диване, расставив широко ноги. Волосы были такими длинными, что одежда была не нужна, они прикрывали все, что стоило скрыть. В изящных длинных пальцах, усеянных обилием тонких золотых колец, лежал наполненный рубиновым вином бокал на хрустальной ножке. Губы изогнулись в приветливой улыбке при виде вошедшего гостя. Две полностью нагие девушки крутились рядом. Одна с короткими шоколадными кудрями делала Хонгу расслабляющий массаж плеч, втирая в них ароматное масло, а вторая покрывала поцелуями нагую грудь, усеянную шрамами.

— Лино, проходи, не стесняйся, — мурлыкнул Хонг.

Лино кивнул, встал на колени и протянул кристаллы, лежащие в раскрытых ладонях. Глаза Хонга сверкнули, губы, испачканные вином, растянулись в улыбке. В свете от камина они казались кровавыми. Он облизнулся, руки затряслись в нетерпении, голос сорвался на хрип.

— Ох, мои дорогие, как я мечтал держать вас в своих ладонях!

Хонг подскочил, схватил кристаллы, прижимая их к своей груди. Он едва не затанцевал на месте и не расцеловал пришедшего Лино. Мужчина стоял на коленях, опустив низко голову, и ждал награду. Хонг тотчас бережно завернул кристаллы в бархатную тряпку, уложил их на мягкую подушку, точно дорогого гостя и пальцем поманил мужчину, позволяя приблизиться. Он сел на диван и протянул ладонь для поцелуя. Шершавые губы мужчины коснулись протянутой ладони, глаза с обожанием скользнули по лицу того, кого он называл «хозяином» и «Повелителем мира».

— Ты заслужил награду, мой мальчик. Но только, когда в моей коллекции будет кристалл Порядка. Ты же сможешь украсть его для меня, верно? — Хонг погладил Лино по щеке, обвел пальцами острую линию скул, спустился на белесый шрам, а затем сжал пальцами подбородок, вынуждая смотреть в затягивающий омут глаз.

— Конечно, мой Повелитель. Девчонка мне в этом поможет.

— Нет, Лино, на этот раз ты должен доказать мне, что можешь справиться сам. А девчонку доставишь мне, послужит рычагом давления на нашего любимого Ниалла, если вдруг ты не сможешь найти кристалл.

— Не думаю, что Бог Света пойдет на такие жертвы ради смертной.

— Поверь мне, Лино, ради смазливой мордашки мужчины способны пожертвовать всем, даже собственной жизнью.

Хонг опустил ладонь и откинулся на спинку дивана, в блаженстве прикрывая веки. Ему оставался всего шаг до начала правления миром и Лино поможет сделать завершающий штрих на пейзаже, написанным кровью, где холстом послужит мертвое тело Ниалла, а красками — кровь Бога Тьмы. Селену же Хонг хотел оставить как божественную наложницу. Он улыбнулся собственным мыслям, впиваясь в сочные губы женщины. Впереди его ждет бессмертие.

Ниалл в блаженстве прикрыл глаза и из груди вырвался непроизвольный стон, когда молодая девушка губами целовала его живот, едва переходя грань. Ниалл схватил ее за волосы, собранные в хвост и повел ниже. Не успел. Дверь с грохотом отворилась, ударяясь о стену, и он, распахнув мутные от удовольствия глаза, застыл с накрученными в кулак русыми волосами. Он резко отпихнул девушку и сел, не зная куда смотреть. Ниалл вдруг испытал укол вины, что подобно яду, бурным потоком тек по его венам и достиг сердца, где одна острая капля превратилась в крошку льда и застыла. Персефона резко выдохнула, на кристально голубые глаза навернулись горькие слезы. Она дрожащей рукой схватилась за ручку двери и вышла, громко хлопнув за собой. В душе Ниалла что-то оборвалось. Такая несвойственная ему эмоция — чувство вины вдруг туманом встала перед глазами, как и наполненные слезами глаза его Персефоны. А еще вдруг появилось отвращение к самому себе. Он говорил ей: «Я не стану хранить верность одной женщине, особенно прислуживающей моему брату», но она упрямо захотела стать частью его холодного мира. Стать очередной снежинкой — яркой и серебристой в его Снежном королевстве. Похоже, она считала, будто Ниалл изменится. Но он доказал ей, что способен только причинять боль, и теперь она к нему больше не прикоснется. Мысль об этом стеной взметнувшегося вверх огня жгла его душу, превращала ее в Хаосов пепел, выжигала, только-только поселившееся имя Персефоны.

Ниалл выскочил следом, даже не стал надевать рубашку. При виде затравленного лица, с которого он прочитал разочарование, возбуждение как рекой унесло, а с лица соскочила эта глупая улыбка. Надо было закрыть дверь, тогда бы…А что бы тогда? Ниалл как ни в чем не бывало явился бы под окна ее покоев во дворце брата, пел глупые серенады и по тряпкам, что она бы скинула вниз, забрался бы внутрь? Мысль, точно молоток по наковальне, стучала в его висках всего одной фразой: «Она не простит». Ниалл догнал ее у выхода из дворца, схватил за ладонь, развернул к себе. Слезы Персефоны высохли, лишь в небесных радужках горело разочарование. Он смотрел на нее и не знал что сказать. Оправдаться? Глупо! Повелитель Света будет оправдываться перед смертной? Поэтому Ниалл решил быть жестоким, прикрывая своим ядом совсем другое чувство.

— Тебя стучать не учили? — раздраженно выпалил он.

Персефона медленно отстранилась, скидывая пальцы со своих плеч, которые крепко стиснули их. Она подняла глаза и глухо сказала:

— Прости, я больше так не буду.

Фраза прозвучала по-детски. Но Ниалл вдруг вздрогнул. Ее безразличные слова сорвались со сладких пепельных губ и ударили его по лицу. Он еще больше раздражился. Безразличие пугало. Еще минуту назад она