Мсье Лекок - Эмиль Габорио

– Говорил ли с кем-нибудь Май по дороге?

– Надо же!.. – ответил удивленный папаша Абсент. – Вы и об этом знаете?

– Ах!.. Я был в этом уверен!.. С кем он говорил?

– С хорошенькой женщиной, черт возьми! Белокурой, пышнотелой…

Лекок позеленел от ярости.

– Разрази меня гром! – закричал он. – Даже случай против нас. Я бегу вперед к госпоже Мильнер, чтобы Май не смог увидеть ее, нахожу предлог, чтобы заставить ее покинуть гостиницу, а они встречаются!

Папаша Абсент сокрушенно развел руками.

– Ах!.. Если бы я знал!.. – произнес он. – Но вы мне не говорили, что я должен помешать Маю заговаривать с прохожими…

– Успокойтесь, старина, – прервал его молодой полицейский. – Это зло нельзя исправить…

Так называемый циркач подходил к предместью Монмартр. Агенты Сыскной полиции были вынуждены прекратить беседу, ускорить шаг и приблизиться к подозреваемому, чтобы не потерять его из виду. Когда они подошли на довольно близкое расстояние, Лекок спросил:

– А теперь поведайте мне подробности. Где наши люди встретились?..

– В двух шагах от улицы Сен-Кантен.

– Кто кого заметил первым и подошел ближе?

– Май.

– Что сказала женщина? Вы слышали, как она вскрикнула от удивления?

– Я ничего не слышал, поскольку был в двадцати пяти шагах от них. Но по жестикуляции женщины я понял, что она изумилась.

Ах! Если бы Лекок видел эту сцену своими глазами, он мог бы сделать бесценные выводы!

– Они долго разговаривали? – продолжал молодой полицейский.

– Минут шесть-семь.

– Не знаете ли, дала ли госпожа Мильнер денег Маю?

– Я не могу ответить ни да, ни нет. Они яростно размахивали руками. Я даже решил, что они ссорятся.

– Разумеется. Они знали, что за ними следят, и пытались отвести от себя подозрения…

Папаша Абсент резко остановился, как лошадь, которая встает на дыбы перед препятствием. Ему в голову пришла одна мысль.

– А если арестовать хозяйку гостиницы? – спросил он. – Если ее допросить?..

– Бесполезно!.. Разве господин Семюлле раз десять не наседал на нее, не засыпал ее вопросами? Но он так и не сумел из нее ничего вытянуть. О, она тонкая штучка!.. На этот раз она ответит, что Май, встретив ее, потребовал вернуть десять франков, которые заплатил авансом.

Молодой полицейский с горечью махнул рукой.

– Мы должны примириться с этим, – продолжил он. – Если сообщника еще не предупредили, то его вскоре непременно поставят в известность. И нам придется возиться еще и с ним. На какую уловку пойдут эти два столь уверенных в себе человека, чтобы улизнуть от нас? Я даже не могу себе этого представить. Единственное, что я могу предположить, так это то, что их решение не будет банальным!..

От этих рассуждений Лекока папаша Абсент содрогнулся.

– Черт возьми!.. – воскликнул он. – Не лучше ли снова упаковать этого парня?

– Ни за что на свете!.. – ответил молодой полицейский. – Нет, никогда!.. Я хочу узнать его тайну, и я узнаю ее. На что мы пригодны, если вдвоем не сумеем проследить за одним человеком?! Полагаю, что он не исчезнет, как сказочный черт. Мы должны увидеть, что он будет делать теперь, когда у него есть план и деньги, поскольку, старина, я готов отдать руку на отсечение, что у него есть то и другое.

В этот момент, словно желая частично развеять подозрения Лекока, подозреваемый зашел в табачную лавку и вышел оттуда с сигарой в зубах.

Хозяйка гостиницы «Мариенбург» дала Маю денег. Это неопровержимо доказывала покупка сигары. Но сумели ли они договориться? Успели ли они пункт за пунктом, детально обсудить действия, чтобы направить преследователей по ложному следу?

На этот счет существовали только предположения, правда, подкрепляемые поведением подозреваемого, поскольку в очередной раз оно изменилось. Если до сих пор его, казалось, мало заботило, преследуют ли его или нет, теперь он выглядел обеспокоенным и взволнованным. Прошагав так долго с поднятой головой, в разгар дня он поддался панике и бежал, смотря себе под ноги, вдоль домов, скрываясь, стараясь сделаться как можно незаметнее.

– Совершенно ясно, – говорил Лекок папаше Абсенту, – что боязнь нашего клиента возрастает пропорционально надеждам, которые он питает. Около «Одеона» он чувствовал себя совершенно подавленным, готовым сдаться. Теперь он верит, что найдет выход, чтобы сбежать от нас вместе со своей тайной.

Подозреваемый шел по бульварам до Вандомской площади, затем пересек ее и добрался до Тампля.

Вскоре папаша Абсент и его молодой коллега увидели, как он остановился, откликнувшись на призыв одной из тех упрямых торговок, которые считают своей добычей всех прохожих и утверждают, что могут одеть или раздеть их… по выбору. Торговка назначала цену, а Май слабо сопротивлялся. В конце концов он сдался и исчез в ее лавке.

– Он добился своего, – прошептал папаша Абсент. – Вот он и нашел, где продать свои шмотки… Но зачем?.. Ведь у него есть деньги…

Молодой полицейский озабоченно покачал головой.

– Он продолжает играть свою роль, – ответил Лекок. – Он во что бы то ни стало хочет сменить костюм. Но не это ли в первую очередь заботит узника, которому удалось сбежать?

Лекок замолчал. Появился Май. Он преобразился с головы до пят. Теперь он был одет в синие брюки из грубой ткани и черную фланелевую рубаху. На его шее был повязан клетчатый платок, а на голове – мягкая фуражка с двойным дном, которую он сдвинул немного набекрень и чуть назад, к макушке.

Право, он выглядел ничуть не хуже Лекока. Еще надо было подумать, с кем из них было бы приятнее иметь дело в глухом уголке леса. Май, казалось, был счастлив, что ему удалось преобразиться. Он словно чувствовал себя вольготно, свободно в одежде, которую привык носить. Май с вызовом огляделся вокруг, словно пытался вычислить среди всех окружавших его людей тех, кто следил за ним и стремился выведать его тайну. Впрочем, он не избавился от прежнего костюма. Он нес его под мышкой, завязанным в большой платок. Он купил, а не обменял, потратил, а не увеличил свой капитал. Он расстался лишь со своим шелковым головным убором.

Лекоку очень хотелось войти к торговцу, чтобы расспросить его. Но он понимал, что это будет неосмотрительно. Май надел на голову фуражку жестом, который не оставлял никаких сомнений относительно его намерений.

Через секунду он уже буквально мчался по улице Тампль. Начиналась серьезная охота. Вскоре двум легавым уже не хватало ни опыта, ни чутья, чтобы не упускать из виду дичь, обладавшую проворностью оленя.

Вероятно, Май жил в Англии и Германии, поскольку говорил на языке этих стран так же бегло, как их уроженцы. Но вне всякого сомнения, он знал Париж так же хорошо, как самый старый из старожилов этого города.