Маленький друг - Донна Тартт

Увы, это было сказано в самый неподходящий момент. Эсси Ли обернулась и двинулась на Пема, сжимая кулаки.

— Да как ты смеешь так со мной разговаривать? — завопила она.

Пембертон, наморщив лоб, лишь ошеломленно помигал.

— Ты, лентяй из лентяев! Целый день в кровати валяешься, ни дня в жизни своей не работал! А я должна зарабатывать себе и дочке на пропитание…

— Да что это с ней? — спросил Пем, обращаясь к Хилли.

— Эсси грозила поджечь дом, — самодовольно заявил Хилли. — Харриет — мой свидетель.

— Я ничего такого не говорила! — Круглые щеки Эсси ходили ходуном от распиравших ее чувств. — Это ложь, вранье!

Пембертон из коридора подал Хилли знак рукой — горизонт чист. Хилли без предупреждения схватил Харриет за руку и потащил в ванную, соединявшую его комнату с комнатой брата. Они влетели туда, задвинули защелку, выскочили с другой стороны (Харриет по дороге чуть не свалилась на кровать Пема), пролетели вниз по лестнице и выбежали из дома через заднюю дверь.

— Чума какая-то, — сказал Пем. Все трое сидели за пластиковым столиком в дешевой местной забегаловке «Джумбо». На полу валялись забытые детские игрушки — слон в цирковой попоне и выцветший пластиковый утенок. После стремительного побега из дома они загрузились в «кадиллак» Пема и минут пятнадцать бесцельно кружили по городу, пока машина не раскалилась настолько, что они в ней чуть не поджарились. В конце концов Пем привез их в «Джумбо».

— Может, стоит заехать на корты и рассказать маме, — сказал Хилли. Сегодня братья как-то особенно сердечно общались друг с другом — видимо, их сблизила совместная борьба против Эсси.

Пем допил свой молочный коктейль и швырнул высокий пластиковый стакан в урну.

— Мама родная, — сказал он. — Эта женщина абсолютно ненормальная. Я испугался, как бы она чего вам не сделала.

— Эй, слышите сирену? — Все трое прислушались к затихающей вдали пожарной сирене. — Наверное, к нам поехали, — мрачно сказал Хилли.

— Скажи мне еще раз, что там произошло? — спросил Пембертон. — Она что, просто так на вас накинулась?

— Вообще без всяких причин. Эй, дай-ка и мне сигарету, — добавил Хилли, видя, как Пем выложил на столе пачку «Мальборо» и спички.

Пем закурил, затем отодвинул сигареты подальше от Хилли. Дым показался Харриет ужасно зловонным — наверное, от жары и от близости к шоссе.

— Вообще-то я это предвидел, — произнес Пем, глубокомысленно качая головой. — Я и маме говорил. Эта женщина страдает слабоумием. Наверняка сбежала из дурки.

— Вообще-то она ничего такого не говорила, — выпалила вдруг Харриет. Она была настолько потрясена всем случившимся, что и двух слов не произнесла с тех пор, как они стремглав выскочили из дома.

Пем и Хилли разом повернулись и уставились на нее до смешного похожими глазами.

— Чего? — сказали они хором.

— Ты на чьей стороне, подруга? — болезненно сморщившись, спросил Хилли.

— Ну, просто она не говорила, что сожжет дом.

— Нет, говорила!

— Она сказала, что сожжет, но не дом, а плакаты Хилли и его наклейки, ясно?

— Ах вот что? — растягивая слова, произнес Пембертон. — Сожжет плакаты? То есть ты считаешь, что это в порядке вещей?

— А мне казалось, Харриет, что ты мой друг… — обиженно сказал Хилли.

— Да нет, не в этом дело, просто она… Не то имела в виду… То есть я хотела сказать, — торопливо добавила Харриет, видя, как Пем и Хилли закатывают глаза, — что ничего страшного-то не произошло.

Хилли демонстративно отодвинулся от нее на самый край скамьи.

— Просто она была не в себе, — пробормотала Харриет, чувствуя себя все более неуверенно.

— О да, она все время не в себе.

— Ну а вы ведете себя так, будто она бегала за вами с ножом.

Хилли презрительно фыркнул:

— Ну так что, будем ждать, когда она спятит окончательно и помчится за нами с ножом? Я лично не хочу больше ни минуты проводить с ней под одной крышей. Я устал все время дрожать за свою жизнь.

Обратная поездка через город не заняла много времени — Александрию даже с натяжкой нельзя было назвать большим городом. Основной городской достопримечательностью считалась река Хума, что в переводе с языка индейского племени чокто означало «Красная», хотя на самом деле большую часть года река была грязно-желтого цвета. Широкая, неухоженная и неприветливая, она делила город на юг и север. Жилые кварталы около реки занимала беднота — там, среди груд мусора и пунктов по сбору утильсырья, ютились кое-как сколоченные домишки с жестяными крышами и на дороге среди грязных луж возились детишки и бегали тощие, голенастые курицы. Немного лучше дела обстояли в районе Марджин-стрит и Хай-стрит, где среди заброшенных сараев для хранения хлопка да старых депо Хилли и Харриет облюбовали себе несколько интереснейших игровых площадок. Ну а на Мейн-стрит дома стояли высоченные, старинные, привольно раскинувшиеся на просторных участках, отгороженных от улицы высокими заборами.

— Эй, Пем, а ну-ка притормози около мормонского дома, — сказал Хилли.

— Зачем это? — спросил Пем, но притормозил.

Кертиса не было видно, на площадке перед домом стоял грузовик, но Харриет сразу же заметила, что это другой грузовик. На улице не было ни души.

— Боже, а это еще что? — вскрикнул Хилли, на секунду прервав поток своих жалоб на Эсси Ли.

— Черт возьми, там что, окно завешено фольгой? — произнес в пространство Пембертон, останавливая машину посреди улицы.

— Харриет, расскажи ему, что ты видела…

— Я даже знать не хочу, что там происходит. Может, они там порнушку снимают? Да уж, — продолжал Пем, качая головой. — И какому извращенцу понадобилось занавешивать окна фольгой?

— Слушай, Пем, давай поскорее уедем отсюда.

— Ну чего ты теперь испугался, трусишка?

— Посмотри сам.

В центре окна появился черный треугольник — невидимая рука оттянула фольгу, очевидно чтобы выглянуть на улицу. Взревев, машина с воем понеслась по улице.

Юджин проводил взглядом удаляющийся автомобиль и тихо опустил фольгу на место. У него начиналась жуткая мигрень. По щекам непроизвольно текли слезы, и когда он отступил от окна, то случайно задел батарею банок с тоником и звон падающей жести отозвался пронзительной болью в левой части головы.

Мигрени, или, как их называли в Александрии, «рвотные боли», были наследственным бичом семейства Ратклиффов. Рассказывали, что их дед, Ратклифф (слава богу, давно почивший), во время особенно сильного приступа выбил корове глаз битой. А отец Юджина так сильно стукнул маленького Дэнни, что тот пролетел через всю комнату, ударился головой о холодильник и выбил коренной зуб.