Рыцарь-разбойник - Борис Вячеславович Конофальский

вот так хорошо. С таким лбом ей много лучше. Может, еще чуточку поднять брови? Или нет? Или в первый раз было лучше? И ведь подсказать некому. Она даже не могла понять, как ей лучше. Не могла сама разобраться, как ей больше идет. Жаль, что нет у нее хорошей служанки. Ну, не Уту безмозглую же звать, в самом-то деле. Уж она насоветует.

Фу, устала. Агнес кинула зеркало на перину, а сама сладко потянулась.

Скука ушла. Девушка стала размышлять о том, можно ли ей так же нос менять, и подбородок тоже, и все остальное. И когда Ута принесла ей теплое вино с корицей и медом, Агнес уже ни о чем не думала, она спала.

Ута поставила стакан на стул рядом с кроватью и на цыпочках вышла. Очень она любила, когда госпожа спала, тогда и у Уты было время и поесть, и подремать. Но в этот раз подремать ей не пришлось. Едва на кухне поесть успела, поднялась в покои, а госпожа уже зовет.

– Да, госпожа, – сказала Ута, привычно приседая в книксене.

– Вели Игнатию карету запрягать, и пусть горбатая еды соберет! – велела Агнес, не поворачивая к ней головы. – Надоело. Домой едем.

– В Ланн? – уточнила служанка.

– А у меня, по-твоему, есть еще где дома? – без всякой злости спросила девушка и снова взяла зеркало.

– Нет, госпожа, простите. – Ута снова сделала книксен. – Я не подумала об том.

– «Об том», – повторила Агнес с презрением. – Иди платья мои собирай, дура. Да не забудь ничего, а то получишь по щекам.

Служанка ушла, а девушка снова стала смотреть в зеркало. Сомнений не было: лоб лучше немного уменьшить. А вот что делать с носом? А с ним делать что-то нужно. Излишне он костляв.

Но с носом так сразу, как со щеками и губами, не выходило.

Занявшись этим, Агнес совсем про время забыла, от зеркала не отрывалась. Опомнилась она только, когда пришла служанка и сообщила, что все готово.

Агнес отложила зеркало и произнесла, все еще «держа» на лице новый нос:

– Так одевай меня.

Глава 36

Как хорошо приехать домой! Во дворе стоят запылившиеся пушки, что господин приволок откуда-то. Давно стоят, кажется, и не нужны ему больше. Кучер Игнатий уже распрягал лошадей. Агнес пошла в дом, а в нем сыро. Расплатилась со сторожем, что дом хранил, пока ее не было. Села за стол, стала смотреть, как горбатая кухарка Зельда разводит в очаге огонь. Ута принесла перины, подушки и простыни к огню сушить. Зельда огонь развела и сразу поспешила к мяснику, булочнику, молочнику и бакалейщику. Об ужине уже думает. А Агнес сама разделась и сама подвинула кресло к огню.

Хорошо дома. Вытащила кошелек. Снова стала считать деньги. Дорога ест деньги. Было сто семнадцать. Пока ехали четыре дня, потратили два талера. Сто пятнадцать. Еще золотой гульден, что дал господин. Если ничего не покупать, этих деньжищ, с учетом платы за дом, и на полгода хватит. Игнатию и горбунье на жалованье, Уте и без денег при ней хорошо. Еды себе, слугам и лошадям. Но разве может молодая девушка ничего себе не покупать, когда вокруг столько всего нужного?! Когда столько книг интересных, платьев красивых, туфель и шарфов, нижних рубах и головных уборов!

Но пока Агнес решила экономить, ничего лишнего, тем более что она нашла себе очень интересное занятие. Девушка всю дорогу забавлялась тем, что на глазах изумленных служанок, что ехали в карете напротив нее, то и дело меняла свое лицо. Сначала только губы и рот, потом щеки и лоб, а потом и нос с подбородком. Горбунья молчала и таращилась поначалу, потом же нехотя восхищаться начинала. А Ута так глядела с испугом и шептала что-то, никак молитву. Дура скудоумная. Агнес она только веселила своим испугом. Девушка смеялась, глядя на служанку, и потом смотрела в зеркало. Да, кажется, ей удавалось себя менять. Не так, конечно, чтобы совсем не узнать, но и не так, чтобы не замечать перемен во внешности. Служанки никак не могли понять, как ей это удается. А Ута один раз даже прошептала так, что и Агнес, и горбунья услыхали:

– Колдовство.

Да, толстомясая, колдовство. Агнес опять смотрела на себя в зеркало, на себя новую, на себя необычную, потом на испуганную служанку и смеялась от души. Этот страх служанки лишний раз говорил ей, что она не такая, как они все. Что она сильная, и сила ее растет.

Девушка училась все дольше и дольше «держать» новое лицо и менять его все сильнее и сильнее. За четыре дня, что они ехали, Агнес по щелчку пальцев могла сотворить себе новое лицо, почти непохожее на ее лицо настоящее. Ах, как ее это радовало!

И сейчас, думая об этом, она вдруг поняла, что ей еще не все ясно. Девушке захотелось знать, а сможет ли она изменять не только лицо, но и руки? А ноги? А грудь? А зад? Агнес встала, взяла со стола кошелек и пошла к двери, где столкнулась с горбуньей: Зельда тащила домой большую корзину со съестным.

– Куда вы, госпожа? – спросила Зельда.

– В доме зеркала нет, хочу большое зеркало, – задумчиво говорила Агнес. – Чтобы всю себя видеть можно было. Пойду в Крысиный переулок, там иноземец большие зеркала продает. Погляжу.

– Большие зеркала денег стоят, – причитала Зельда, ставя корзину на стол. – Да и дождь собирается, может, вы завтра пойдете? – Агнес ее слушать не стала. – Так хоть Уту с собой возьмите.

Агнес не слышала, уже выходила со двора под удивленным взглядом конюха.

Думала она деньги экономить, да где же это видано, чтобы девица молодая и способная умела деньги экономить?!

Торговец зеркалами тут же ей большое зеркало продал. Запросил двенадцать талеров, и Агнес сразу заплатила. Зеркала денег больших всегда стоили. Можно, конечно, было и не платить, торговца одурачить. Но решила Агнес еще раньше, в Ланне, больше дар свой не пробовать. А торговаться девушка не любила. Вот и выложила двенадцать монет, хоть и жалко было. Поставила зеркало в своих покоях, прямо перед кроватью. С ним пару дней забавлялась, меняя себе лицо то так, то эдак. Выходила к столу каждый раз с новым лицом. Пугала Уту, удивляла Зельду и Игнатия. Тем себя и веселила.

Но стала ей эта забава надоедать. Нет, не надоедать, а обычным делом сделалась. Уже даже и Ута ее новых лиц пугаться перестала. И тогда подумала Агнес, что есть у нее дельце интересное. И имя у дельца того имелось