Безмолвная служба - Джон Паркер

Это пространство — десять футов поперек, шестнадцать футов в ширину и потолок — шесть с половиной футов — средоточие современных технологий; оно заполнено людьми, которые разбираются в ядерной физике, компьютерах, электронике, и одновременно — офицеры военно-морского флота. “Погружаемся на 1430”, — говорит по громкой связи командир. Из-за поднявшегося ветра лодка немного качается. Не считая гула от воздушного кондиционера, необходимого, чтобы поддержать работоспособность и людей, и чудо-машин — произведений современной науки, не ощущаешь ни шума, ни вибрации от работающих двигателей. Перед погружением группа моряков проверяет каждый люк и вентиль. Потом их еще раз проверяет офицер. Исключается любая случайность. Все механизмы могут проверить еще раз. В аппаратной — атмосфера сосредоточенности, но без суеты. Командир сидит за перископом и смотрит, нет ли опасности на поверхности. На радужке его глаз — блики солнечных лучей “Большие танкеры сидят на пятьдесят футов ниже поверхности воды, — говорит он — Мы должны убедиться наверняка, что они не рядом с нами”. Отданы команды. Звучит сигнал. Слышно, как вода заполняет цистерны в громоздком шкафуте.

Исключено, что лодка неожиданно затонет или пойдет на дно — так медленно и просто все происходит. Рулевой легко нажимает на переключатели и докладывает, командир просит навигатора фиксировать, матрос считывает показания компаса. Чтобы вообразить катастрофу, надо или суметь, или захотеть это сделать — такая здесь атмосфера порядка и спокойствия. И вот “Дредноут“ погрузилась так, что волны уже не могут на нее влиять. Тупой нос позволяет ей плавать, как дельфину — переворачиваясь и крутясь, бесшумный атомный двигатель увеличивает скорость, специальные знания и наука создали удивительно удобный мир для тех, кому посчастливилось войти в него.

Старший помощник явно увлечен этой лодкой. Мы выходим из центрального поста, чтобы осмотреть ее. Первая остановка — около внушительного запертого люка с надписью: “Посторонним вход запрещен”. Старпом поворачивает его той стороной, которая показывается, когда на борту бывают особо важные гости, и теперь можно прочитать: “КПП «Чарли»: вы входите на американскую территорию"[41]. За люком располагается часть ядерной установки, купленная в Америке. Никто не может пройти сюда без разрешения сверху. Перед тем как я смог выйти в море вместе с «Дредноут», министру оборону пришлось заверить Пентагон, что это правило будет соблюдено. Это самое большее, что я могу рассказать о двигателе. Он нагревает пар, который приводит в движение винт лодки, генерирует электричество для освещения, работы компьютеров и электронных устройств, которыми забиты все свободные места, дает тепло для приготовления еды и нагревает воду для душа, а также ток для маленькой прачечной.

Пока я был на борту «Дредноут», она достигла скорости больше 20 узлов. Ее самая высокая скорость приберегается до того момента, когда лодка будет одна среди океана. “Тогда, — говорит старпом, — управление ею похоже на управление спортивной машиной. Она накреняется на поворотах, и погружение даже на один градус похоже на спуск с крутого холма”. Мы проходим по узкому, всегда заполненному проходу, заглядывая в радиорубку, столовую, кают-компании, где на сравнительно небольшом пространстве отдыхают сорок человек. Но люди, которые едят, спят и отдыхают здесь, не жалуются. Во-первых, они связаны взаимным уважением друг к другу. Во-вторых, им хорошо платят и жизнь на борту подводной лодки по меньшей мере на полгода избавляет их от опасностей шторма и дурной погоды. В-третьих, у них есть все удобства и льготы. Никто не заправляет коек. У всех есть спальные мешки. Они пьют ром, по две банки пива в день, за которые надо платить, их основательно кормят, у них есть библиотека и кино, каждый день открыт магазин, по стенам кают-компании в рамках — изображения плейбоевских красоток. Такой жизнь на подводной лодке 40 процентов добровольцев видят вначале. После пяти лет службы 95 процентов зачарованы уже другим. В центральном посту командир готовится выпустить учебные торпеды, чтобы проверить, сможет ли вертолет с новым оснащением найти нас. Членам команды это известно, так как командир сообщил об этом по громкой связи, — так же, как им известно, что я нахожусь на борту или время, когда мы встанем на якорь в Росайте. Информация поступает постоянно.

Теперь все звуки глубины приходят в гармоничное согласие. Эхолоты, радары, сонар свистят, чирикают и пульсируют. Лампочки тускнеют; необходимые диаграммы светятся насыщенно-красным, экраны — зеленым, индикаторы сонаров становятся бледно-оранжевыми. Весь этот день, с испытаниями береговых аварийных команд, — день необычный. Команда ждет долгого похода. Может быть, эти люди пройдут до Гибралтара или до Вест-Индии. Но одной возможности они лишены -связываться с зарубежными портами. Практически ни один из европейских портов не даст атомному кораблю разрешения зайти в свою бухту — из-за боязни радиации или аварии. Для людей, которые на борту “Дредноут” живут всего в нескольких ярдах от источника радиации, это чепуха. Каждый из них носит с собой чувствительную пленку, которая фиксирует изменения радиоактивности, а воздух на борту лодки регулярно проверяется на радиоактивность. Все члены экипажа убеждены, что имеют дело с меньшим количеством радиации, чем любой гражданский, который идет через Пикадилли со светящимися часами на руке[42]. Врачи-радиологи проверили эту точку зрения и сочли ее верной.

Ночью у Ротсей мы поднялись на поверхность. Море очень неспокойно, чтобы решиться переправлять людей на берег, так что мы ужинаем, а потом смотрим фильм. Затем вся команда, кроме вахтенных, утраивается на ночлег. В офицерской кают-компании есть отсеки, где спят от двух до четырех человек. Только у командира есть свое собственное пространство, в семь футов площадью. В каюте старпома из перегородки вытаскивают койку, и вскоре слышно только, как море плещет о корпус».