Колыбельная для жандарма - Ольга Игоревна Елисеева

– Клоповник, – констатировала Резвая.

Подумаешь, кровать трансформируется из кресел, а письменный стол в самый неподходящий момент может открыться с потолка! В первое посещение на Кройстдорфа выпал мраморный письменный прибор XIX века с медными чернильницами в виде погребальных этрусских урн. Елена хотела творить в окружении старины! После этого шеф безопасности вооружился отверткой и починил ослабшие пружины трансформера, превращавшего гостиную в спальню, а последнюю в кабинет – по мере необходимости. Тогда Алекс готов был с ней на рай в шалаше. Теперь хотел надстроить над шалашом замок.

– Я бы на твоем месте… – Галя чуть не фыркнула, выражая раздражение надуманными колебаниями подруги.

– Ты права, – согласилась Елена. – Только мне надо кое-что ему сказать.

– Пап, ты великолепен.

Кройстдорф вместе с Варькой стояли под воротами Царицынского парка и ждали Елену. Справа от них поминутно опускались антигравы, и гости в маскарадных костюмах шли на бал. Черная чугунная решетка отделяла сияющий огнями город от темного, дразнящего таинственностью дворцового сада. На уровне дорожек дрожали, как в старину, тысячи стеклянных стаканчиков со свечами. Правда, язычки мерцали электрическими лампочками, а от шкалика к шкалику шел провод, втоптанный для незаметности в снег.

В отдалении высокими окнами залов светился главный корпус, он рельефно выступал на фоне голых деревьев. Но, чтобы дойти до него, следовало миновать каскад фонтанов и мост, чьи башенки в виде шахматных ферзей, полые внутри, сулили прибежище влюбленным.

– Все маскированы, – зудела Варька, – ты один, как на парад.

Действительно, Карл Вильгельмович нацепил не по случаю полную форму и все имеющиеся ордена: за две войны, ну и гражданские. Полный иконостас. Стреляй сейчас кто-то в грудь, и пуля застрянет в металле. Тяжело? Ну хоть день покрасоваться. Даже Варька его таким отродясь не видела.

Мадемуазель Волкова действительно таращилась во все глаза.

– А у тебя и Пурпурное сердце есть? И Почетного легиона?

– Союзнические, – через губу бросил отец.

Зато полный георгиевский бант, это за шельф, и голубая кавалерия святого Андрея Первозванного – это уже Макс нацепил. «Смотри, девочка, какой у тебя старик!»

– И куда ты вырядился? – Сама Варька изображала Зубную Фею, у нее было розовое платье с крыльями из газа за спиной, в руке длинная палка со звездой, похожая на леденец. На голове диадема, словно усеянная осколками разноцветного ландрина. Накладные волосы напоминали сахарную вату. Кринолин на попе – дольку ягодного зефира. Словом, красавицу хотелось съесть.

А вот и медведь по малину!

Кройстдорф нервно дернул шеей в накрахмаленном воротничке. Барышня еще не видела, а он уже заметил проламывающегося через толпу Топтыгина в костюме… топтыгина. Тот наткнулся глазами на шефа и замер, не зная, как подойти.

– Иди, вон Ландау. – Отец едва заметно отвесил фее шлепок по зефирной заднице. – И чтобы у меня… смотри!

Но Варька никуда не побежала.

– А ты?

– Перетопчусь как-нибудь, – с деланым безразличием бросил он.

– Оделся, как чучело. Спутницы у тебя нет. Я останусь.

– Хватит меня опекать, – цыкнул Карл Вильгельмович. – Не могу же я ей предлагать руку и сердце в костюме Пьеро.

– Лучше Артемона, – прыснула Варька, давно забывшая, что «пьеро» – не имя собственное и встречается не только вместе с Буратино и Карабасом Барабасом.

– Хоть бы домино надел! Светишь наградами, как елка!

– Могу набросить маскировочную сеть с танка, – огрызнулся Алекс. – Ну все, иди, иди, ты мне мешаешь.

Только это заставило Варьку двинуться навстречу Ландау. Через минуту они исчезли из глаз за спинами пестрой беспечной толпы.

Придет – не придет? Погадал бы, но зима, ромашек нет. Рождественский маскарад отмечался каждый год. На него приглашали только избранную публику. С этой точки зрения Коренева сделала бы большую глупость, если бы не пришла. С другой стороны, он напился и, должно быть, оскорбил ее в лучших чувствах, когда ел гранаты на лестнице.

Что за чушь? Он еще не показал себя во всей красе! Если Анастасия любила и терпела… Еще большая чушь! Другая женщина вовсе не обязана. К тому же первая супруга увлеклась 20-летним курсантом Академии, молодцом и красавцем. Сейчас ему 40. Тоже не старая развалина. Но все же, все же… Зря, что ли, ордена надел – ходячая выставка достижений народного хозяйства!

Да не придет она! Букет лохматых пионов – сама сказала, что любит, – полетел в снег. Опоздала на полчаса – случается сплошь и рядом. Можно было позвонить, удостовериться, не попала ли в пробку. Но Кройстдорф так закусил удила, что не хотел ни высокочастотной связи с голограммами, ни прямого телепорта возлюбленной из застрявшего над городом антиграва собственным портативным пультом. Вообще ничего!

Семейная реликвия – родовое кольцо – жгло карман. Еле выпросил у бабушки. Ценить надо!

Рождество в Фале – мандарины, корица, елка до купола в Арсенальном зале. Вся семья в сборе, даже марсианский братец с детьми. Отец и мать, оставив Ригу, блистали в ярко освещенной разноцветными фонариками зале. Бабушка, облачившись в очередную новинку от глянцевого модного журнала – облегающее темно-зеленое платье со стеклярусом, – сама напоминала вторую елку, тем более что любила крупные украшения и на этот раз не отказала себя ни в цепях, ни в браслетах.

Его «сиротки» тоже разоделись весьма гламурно благодаря связям баронессы Амалии в мире высокой моды. Именно она уговорила наконец Варьку снять высокие шнурованные ботинки и померить под платье туфельки.

– Твой отец будет очень польщен, – повторяла старуха, пытаясь уложить короткий ежик Варькиных волос.

– Мой отец полжизни проходил в таких кирзачах! – рассмеялась Волкова.

– Но ты же девочка. – Неотразимый в устах баронессы аргумент вызвал у правнучки взрыв хохота.

– Ты чудо! – Она чмокнула старуху в сморщенную щеку. – Туфли я возьму, ради твоего удовольствия.

– Он приедет с Еленой? – не без затаенного страха спросила баронесса.

– Нет, не думаю, – Варька померила круглые серьги. – У нее праздник только седьмого. Кстати, как и у нас с девчонками. Просто мы с детства тут справляем… Мне казалось, ты ее приняла?

Баронесса пожевала губами.

– Мне бы хотелось, чтобы это был кто-то из нашего круга. Вот, например, эта Юлия Ливен. Графиня…

– Редкая стерва, – вскинулась правнучка. – Мы бы просто все повесились. И отец первый.

– Как ты можешь говорить такие слова? – Прабабушка всплеснула руками. – Правда стерва?

– Ведь ты же приняла мою маму, – настаивала девушка.