Братья Райт. Люди, которые научили мир летать - Дэвид Маккаллоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Немного погодя, к большому удивлению многих, он объявил, что снова полетит во второй половине дня, и теперь это будет намного более продолжительный часовой полет, в ходе которого он облетит весь Манхэттен. Но около четырех часов, когда они с Чарли Тэйлором готовили самолет к полету, с ужасным грохотом оторвало головку одного из поршней. Деталь длиной почти 15 сантиметров и шириной 2 сантиметра «пролетела подобно пушечному ядру» всего в полуметре от головы Уилбура.
Чарли Тэйлору он сказал: «Чертовски здорово, что это произошло не в воздухе». Самолет увезли. Нью-йоркские гастроли закончились.
Немногим позже, во время интервью в сгущающихся октябрьских сумерках, корреспондент журнала «Сайентифик америкэн» спросил Уилбура, на что указывает взрыв двигателя и в каком направлении будет развиваться авиации. Сломанный цилиндр – это просто «несчастный случай», ответил тот. Что касается будущего, то направление одно – «высотные полеты».
«Мы должны подняться выше уровня неспокойных воздушных масс, образующихся из-за неровностей земной поверхности. С этого момента мы станем наблюдать резкий рост средней высоты, на которую авиаторы будут поднимать свои самолеты не только из-за того, что на высоте они получают возможность лететь в более благоприятных атмосферных условиях, но и из-за того, что в случае проблем с двигателем у них будет больше времени и расстояния для того, чтобы восстановить контроль над машиной или безопасно спланировать на землю».
«В понедельник я пролетел вверх по Гудзону до Могилы Гранта и обратно на Губернаторский остров, – написал Уилбур отцу из Колледж-Парка, штат Мэриленд. – Это был интересный полет и временами довольно-таки волнующий». На этом он закончил. В Колледж-Парк он приехал, чтобы начать подготовку пилотов для Вооруженных сил Соединенных Штатов.
В понедельник 18 октября, через две недели после полета Уилбура вверх по Гудзону, Орвилл и Кэтрин приехали в Париж. Их выступления в Германии успешно завершились. В Париже они сделали короткую остановку по пути домой и, судя по всему, не подозревали о том, что ближе к пяти часам вечера самолет конструкции Райтов появится в небе и произведет сенсацию, равной которой Париж еще не видел. Это будет не просто полет самолета над городом, а первый полет самолета непосредственно над городом вообще. Уилбур во время полета над Гудзоном и обратно летел близко к Нью-Йорку, но все же только над водой.
Граф де Ламбер, не сказав почти никому, включая жену, ни слова о своих планах, взлетел с аэродрома в Жювизи в 24 километрах юго-восточнее Парижа. Первыми его заметили в золотистом вечернем небе сотни посетителей Эйфелевой башни. Затем раздались крики прохожих: «L'Aéroplane! L'Aéroplane!»
Одно из самых запоминающихся описаний этого зрелища принадлежит перу американской писательницы Эдит Уортон, которая только что вышла из своего лимузина перед главным входом в отель «Крийон» на площади Согласия и обратила внимание на нескольких человек, смотрящих в небо. Вот ее письмо подруге:
«И как ты думаешь, что произошло со мной в прошлый понедельник? Я выходила из машины у входа в „Крийон“, когда увидела двух или трех человек, глядящих наверх. Я тоже посмотрела – там, высоко в небе, был аэроплан, и он приближался к площади Согласия. Он проплыл наискосок над площадью, намного выше обелиска на фоне золотого закатного неба и новой луны между летящими облаками и пересек Сену в направлении Пантеона, после чего затерялся среди птичьей стаи, пересекавшей небо, опять появился вдали, смотрясь как пятнышко на фоне облаков, и в конце концов исчез в сумерках. Это был граф де Ламбер на биплане Райта, который прилетел из Жювизи, – и это было в первый раз, когда аэроплан летал над огромным городом! Подумай, в какой обстановке я увидела чей-то первый полет на аэроплане!»
Она упустила из виду, что граф де Ламбер летал на уровне верхушки Эйфелевой башни, самого высокого строения в мире, то есть на высоте по меньшей мере 395–430 метров – действительно очень высоко.
К моменту возвращения и посадки де Ламбера в Жювизи там все уже знали, что произошло. Его приветствовала тысячная толпа. По выходе из самолета «бледный, но сияющий» де Ламбер был сразу окружен корреспондентами и восторженными людьми. Здесь же, к его огромному удивлению, были Орвилл и Кэтрин Райт. Как они узнали новость и добрались до Жювизи, неизвестно.
Де Ламбер настаивал на том, что не он является героем дня. «Вот настоящий герой, – сказал он, повернувшись к Орвиллу. – Я всего лишь летчик. Изобретатель – он». Он имел в виду и Орвилла, и Уилбура. «Да здравствуют Соединенные Штаты! Это страна, которой я обязан своим успехом».
Когда Уилбур, Орвилл и Кэтрин вернулись домой, у них едва нашлось время, чтобы распаковать вещи, потому что их внимание сразу переключилось на проблемы бизнеса и патента. Уилбур съездил сначала в Нью-Йорк, потом в Вашингтон, затем Уилбур и Орвилл съездили в Нью-Йорк вместе, и, наконец, Уилбур снова съездил туда один. То же продолжилось и в новом году, перерыв был сделан только на Рождество.
Братья основали компанию «Райт компани» с офисом на Пятой авеню в Нью-Йорке. Она должна была заниматься выпуском самолетов. В Дейтоне началось строительство завода. Было все больше обедов в их честь, медалей и наград, включая первую медаль Лэнгли, врученную Смитсоновским институтом. И было все больше судебных разбирательств по патентным делам.
С ростом числа авиаторов становилось больше серьезных аварий, заканчивавшихся гибелью пилотов. Во Франции в результате авиакатастроф погибли Эжен Лефевр, Фердинанд Фербер и Леон Делагранж.
Особенно же неприятной для Уилбура стала злосчастная размолвка с Октавом Шанютом, которая началась в январе 1910 года и затянулась на всю весну. Шанют считал, что Райты «совершили большую ошибку», затеяв тяжбу против Гленна Кертисса, о чем и заявил в письме редактору издания «Аэронавтикс». Более того, Шанют не считал, что идея крутки крыла изначально принадлежит Райтам.
В письме от 20 января Уилбур сообщил Шанюту: «Мы полагаем, что весь мир, почти повсеместно использующий нашу систему управления, целиком и полностью обязан ею нам». В ответ Шанют написал: «Боюсь, друг мой, что на ваши обычно здравые суждения влияет жажда большого богатства».
Кроме того, Шанют был обижен тем, как Уилбур описал в своей речи в Бостоне «визит» его, Шанюта, в мастерскую Райтов в Дейтоне в 1901 году. По его мнению, создавалось впечатление, будто он напросился к Уилбуру, и тот не сказал, что первым написал Шанюту в 1900 году и попросил предоставить информацию.
Уилбур и Орвилл нашли письмо Шанюта «неслыханным», и в одном из своих самых длинных посланий Шанюту Уилбур дал это понять. Относительно высказанных Шанютом обвинений в корыстолюбии, обуявшем братьев, он заметил: «Вы единственный человек из всех наших знакомых, кто когда-либо выдвигал подобные обвинения». Наконец, Уилбур обрушился на Шанюта за то, что тот создал у французов впечатление, будто он и Орвилл были «просто его учениками и последователями», а также за то, что Шанют до сих пор ни разу не поднимал вопрос о притязаниях братьев на изобретение механизма крутки крыла.