Русско-японская война. В начале всех бед - Анатолий Уткин

Была достигнута самая неожиданная и важная японская победа. Из-за тупого упорства предубежденных русских генералов открытым оказался самый простой путь к Ляояну. Получалось, что горы не помогли русским. Они помогли их соперникам. Куропаткин еще сохранял хладнокровие: «Отходя и нанося противнику тяжелые потери у Лангцушана и Анпина, все корпуса способны отойти к позициям у Ляояна, где армия сконцентрировалась 29 августа».

Судьба решила быть к нему благосклонной в последний раз. Ну, пусть он упустил возможность скинуть японцев с критической важности перевала, с горных вершин, царящих над рекой Тан. Но разверзшиеся хляби небесные на следующий день и густой туман закрыли перед японцами подлинную картину происходящего — иначе они без промедления нанесли бы с гор страшный удар. Да, японцы просто не знали, что русские отошли, в противном случае они не упустили бы шанса.

Но и природа была в данном случае на русской стороне. Грязь была такой толщины, что повозки проваливались, а их груз распределялся между солдатами. Одна из батарей провалилась полностью и даже пристяжные лошади не могли ничего поделать. Но густой-густой туман скрывал эту драму, и японцы не могли сосредоточиться. А отступающие русские части получили несколько лишних часов. Все дороги были забиты фурами, телегами, артиллерийскими частями.

Самый большой сюрприз был преподнесен Второй японской армии. Она готовилась к яростному штурму, но развеялся туман и оказалось что позиции Аншанчан… пусты. Медленно продвигаясь в воде и тумане, русские части подошли к подготовленным позициям в периметре Ляояна.

Ойяма знал только одно слово: наступление. В полдень 28-го он приказал Куроки продвинуться на южный берег реки Тайцзу и форсировать реку. Не менее экстренные приказы получили Вторая и Четвертая армии. Как выяснилось уже позже, Ойяма не знал, собирается ли Куропаткин сражаться у Ляояна, или он готов отступить на север до Мукдена. Но Ойяма теперь полностью владел всеми тремя армиями, проделавшими отчаянный путь и готовыми на любую степень напора. Дух самураев витал над армией, исполненной отчаянной воли победить или умереть.

Ойяма не знал, что Куропаткину невозможно отступать хотя бы потому, что он приложил колоссальные усилия для создания укрепленного района именно вокруг Ляояна. Покинуть все это означало расписаться в собственной некомпетентности и отсутствии стратегического замысла. Уйти, только увидев японцев? Здесь, на этой красно-желтой земле русские инженерные части прилагали крайние усилия, и было немыслимо, что главнокомандующий одним росчерком пера похерит их великий труд.

Фортификационные укрепления ограждали город полукольцом с юга. Семь мощных укрепительных сооружений. Таоцзу служила естественным барьером, помогающим обороняющимся. Между укреплениями тщательно уложены минные поля, многие сотни метров колючей проволоки. Бойницы бетонных дотов пулеметными жерлами смотрели на наступающую японскую орду. Между внешним и внутренним кольцами обороны простирались поля просо. Внешние укрепления размешались на территории в 25 километров от железнодорожной линии на востоке и севере вплоть до реки Тайцзу. На внешнем кольце был использован рельеф местности — гряда невысоких холмов. Надо сказать, что многие укрепления внешнего кольца начали строить уже во второй половине августа, и эта линия не имела солидности и завершенности внутреннего кольца. На внешнем кольце войска только начинали знакомиться со своими оборонительными прикрытиями.

Да, отступление первого дня битвы не способствовало росту самообладания, но и впадать в панику Куропаткину пока было незачем. Ежедневно подходили поезда — рука помощи великой родины. На перрон выходили офицеры и солдаты, готовые с присущей русским легкостью отдать жизнь за «царя и отечество». Куропаткин полагался на численное превосходство, и он верил в «закон больших батальонов». Хотя главнокомандующему было достаточно хорошо известно, что во многих ротах было всего по 140 солдат.

Правое крыло русской обороны опиралось на хорошо укрепленный холм, который японцы называли Шоушан — примерно 200 метров высотой на своем восточном склоне; всего 10 километров от центрального железнодорожного вокзала Ляояна. Здесь разместился Первый пехотный сибирский корпус под командованием генерала Штакельберга. Под его командованием были две дивизии — Первая на правом крыле и девятая на левом. Кусты, пресловутый маньчжурский гаолян окружали эти укрепления. Эти небольшие холмы вокруг Шоушана и к востоку. К востоку от Штакельберга бежала речонка Тайцу, а за нею генерал Николай Иудович Иванов (который в Первой мировой войне даст императору Николаю шанс получить Георгиевский крест) командовал Третьим сибирским пехотным корпусом. Слева от него расположился Десятый европейский корпус. А еще левее — через бодро бегущую Тайцу находились позиции Семнадцатого корпуса генерала Бильдерлинга.

На территории около сорока километров по периметру Куропаткин расположил восемь пехотных дивизий. На каждом из флангов располагалась кавалерия — сибирские казаки, на которых пока еще очень полагались. Странно сказать, но удивительным уязвимым местом русских было отсутствие карт района. Командиры отдельных частей в результате не видели общей картины, и сами ориентировались весьма приблизительно. Как это похоже на Россию. Самый большой в мире железнодорожный путь и отсутствие карт местности на местах боев. Еще было с картами местности к северу от Ляояна. Здесь картографистов и не видели. Словно Куропаткин как Сципион Африканский, сжегший корабли, хотел сказать своим солдатам, что севернее Ляояна для них земли нет. Нет, Куропаткин не был Сципионом, он просто упустил это дело и срочно готовил в типографии очень несовершенную карту маньчжурского севера.

Ойяму нервировал телефонный узел на холме Шоушан, и он направил жерла своих орудий на хороший бетон этого холма. Телефон оказался уязвимым средством связи, и вскоре русские солдаты длинной полосой, лежа на животе, передавали письменные приказы своих командиров «по цепочке».

В половине пятого пополудни генерал Оку получил от Ойямы сообщение, что русские овладели инициативой на фронте перед 10-й дивизией Четверой армии (на правом фланге Оку). Следовало принять контрмеры, и они заключались в штурме Шоушана. Взять эту высоту и придти на помощь обороняющимся частям Нозу.

Тогда, в далеких просовых полях и на сопках Маньчжурии герои обеих армий не знали, что приближается кульминационный момент. Атакующие усилия русских стали угрожать не только флангу японской Четвертой армии, но и всей Второй армии. Прорыв к Шахо (где располагалась штабквартира генерала Оку) отрезал бы всю Вторую армию от основной группы японских войск и это грозило ей полным уничтожением. Пленение угрожало самому Ояме, разместившему свой штаб в Шахо. Поддерживаемый 12 орудиями 12-й восточносибирский пехотный полк, двигался по полосе железнодорожного полотна, серьезно угрожая всему японскому флангу.

То был момент, когда в штабе Оку воцарилось отчаяние. Его адъютант пишет об этих минутах: «У меня было ощущение, что мне нанесли удар по голове чем то очень тяжелым. Я не мог стоять. Генерал Оку закрыл глаза, положил руки на колени и молча слушал поступающие сообщения. Комната генерала была освещена всю ночь, но в ней царило молчание. Генерал никого не звал. Гул канонады, несущийся с небес и звуки падающего дождя были сильнее, чем предшествующей ночью. Многие герои вздохнули в последний раз, находясь по шею в грязи, умирая в чужой земле». Оку наказал за неоправданные потери троих своих генералов (одним из которых был отец японского премьера во Второй мировой войне Тодзио Хиденори).