Николай Грозный. Блеск и величие дворянской России - Валерий Шамбаров

Николай I опять победил революцию. Теперь уже – общеевропейскую. За рубежом считали само собой разумеющимся, что царь и себя вознаградит «за труды», заберет Молдавию и Валахию. Так поступила бы любая европейская держава, а Россия в обстановке 1848–1849 гг. имела к этому полную возможность. Но, к величайшему удивлению западных политиков и «общественности», государь честно выполнил свои обязательства. Когда обстановка успокоилась, войска в Дунайских княжествах и Галиции получили приказы возвращаться на родину. Николая был не хищником, а рыцарем. Чужое, приобретенное на чьей-то беде, ему не требовалось. Свои цели он озвучивал открыто – обезопасить Россию, восстановить порядок. Этих целей он добился.

Хотя в Европе русский поход в Венгрию вызвал ураганы нападок и клеветы. Но, невзирая на подобный лай, международный авторитет нашей страны чрезвычайно вырос! Весной 1850 г. царь снова отправился в Польшу – инспектировал войска, администрацию. В Варшаву на переговоры с ним приехал брат прусского короля (и будущий император) Вильгельм. Но к Николаю Павловичу началось паломничество и других немецких властителей, министров, политиков. Просили совета, посредничества в их спорах. И он разбирал, помогал, примирял между собой. Усилия государя помогли окончательно прекратить войну в Дании. К ее берегам в третий раз послали русскую эскадру, и Пруссия отказалась участвовать в сомнительных играх. В Берлине были подписаны предварительные условия мира. Сепаратисты Шлезвига и Гольштейна не признали их, пытались воевать сами, но датчане разбили их. В Ольмюце собралась конференция великих держав и постановила сохранить прежние границы Дании.

Николай I добросовестно нес свою царскую службу – как сам ее понимал. В 1850 г. Россия торжественно отмечала 25-летие его восшествия на престол. В день годовщины министры преподнесли ему доклады о достижениях и успехах за 25 лет. Некоторые приложили рисунки вновь построенных зданий, городов. Изучая эти документы, государь был растроган. Его дочь, видя состояние отца, подошла сзади, ласково обняв, и спросила: «Ты счастлив теперь, ты доволен собою?». Он ответил: «Собою?» Указал на небо и пояснил: «Я былинка!» [112].

Руины крепости Ак-Мечеть

В затянувшейся войне на Кавказе первые заметные успехи обеспечил начальник правого, западного фланга Кавказской линии генерал Засс. Он давно служил в здешних краях, отлично изучил особенности. Засс наладил разведку, завел в горах свою агентуру. Узнавал о скоплениях неприятелей и сваливался на них внезапно. Пользовался даже мистификациями. Умел показывать фокусы, проделывал это перед черкесами, и его считали колдуном, неуязвимым для пуль, пугали им детей. С 1840 г. Засс начал продвижение в горы, строительство новой цепочки укреплений – Лабинской линии. Добился учреждения нового, Лабинского казачьего полка для ее заселения. Создавались и новые батальоны черноморских пластунов, лучших бойцов Кавказа, творивших настоящие чудеса.

Но Засса за его успехи повысили, перевели в Россию. А горцы под руководством Шамиля и его наибов стали действовать крупными формированиями, наносили неожиданные удары. Пытались захватить даже такой значительный город как Пятигорск. Его в отчаянном бою отстоял с Моздокским казачьим полком подполковник Круковский – кстати, поляк и католик, но честно служивший царю и России. Его и казаки любили, считали «своим». Вскоре Круковского назначили атаманом Линейного казачьего войска.

В Дагестане такими же ударами Шамиля были уничтожены отряд из 500 человек полковника Веселитского и гарнизон аула Унцукль. В другом ауле, Гергебиль, в ноябре 1843 г. последние защитники, юнкер Чаевский, унтер-офицер Неверов и рядовой Семенов, подорвали пороховой погреб вместе с собой и атакующими. Генерал Гурко в крепости Темирхан-Шура месяц сидел в осаде. Кое-как выручили, но крепость оставили. А 1400 солдат и казаков генерала Пассека возле Качи-Шуры окружили 27 тыс. мюридов. Однако Пассек отчаянной атакой не только спас отряд, но и обратил врагов в бегство.

В ответ следовали экспедиции в горы. Но разведка Шамиля заранее узнавала, куда и какие силы направляются. Пока русские на горных дорогах под пулями расчищали завалы из срубленных деревьев, жители успевали уйти, угнать скот. Отряд, добравшись до места, рушил пустые сакли. А на обратном пути уже собирались горцы со всех окрестностей, дорога снова была завалена, и колонны пробивались под жестоким огнем. Особенно трагичной стала «сухарная экспедиция» в 1845 г. Сам главнокомандующий Воронцов возглавил поход на базу Шамиля, аул Дарго. Его взяли и разорили. Но русских отрезали в горах, кончилось продовольствие. К Воронцову с боями протаскивали припасы, потом выводили войска. Потеряли 3 тыс. человек, погибли 3 генерала.

Но из этого урока царь и кавказское командование сделали выводы. От «решительных ударов» вернулись к ермоловскому плану. Постепенно продвигаться в горы, закрепляясь строительством укреплений, вырубая леса, прокладывая дороги. И тем самым стеснять противников. С Кавказа вывели 2 «лишних» корпуса. Оставили лучшие части, уже научившиеся действовать в здешних условиях. При этих переменах выдвинулась целая плеяда талантливых командиров. Одним из них стал Николай Слепцов. Он добровольно ушел на Кавказ юнкером, доблестью и отвагой поражал даже старых кавказцев, которых трудно было эти удивить. Стал командиром Сунженского казачьего полка и возглавил заселение Сунжи. Горцы не давали покоя, силились уничтожить новые станицы. Каждую минуту требовалось быть готовыми отражать врага или скакать на помощь соседям. И по станицам мчался Слепцов, скликая казаков: «На конь, за мной, Сунжа!». Неоднократно он громил крупные силы мюридов.

Еще одной яркой личностью стал донской полковник Яков Бакланов. Он успел повоевать под началом Засса, считал его своим учителем. Бакланова в 1845 г. направили в Чечню командиром донского полка № 20, и он сразу реорганизовал свою часть. Мундиры велел убрать для парадов, переоделись в бешметы. Перевооружились трофейными шашками, кинжалами, длинноствольными винтовками. Из отбитых табунов выбирали лучших коней. Но и сам полк Бакланов превратил из кавалерийской в «универсальную» боевую единицу. Создал пластунскую команду из лучших стрелков и разведчиков, в каждой сотне один взвод учился саперному делу. Бакланов постарался заиметь и новинку, ракетную батарею. Среди чеченцев он организовал сеть агентуры, и врасплох его не мог застать никто. Наоборот, он сам сваливался на врага, как снег на голову.

Горцы стали считать, что он «даджал» – черт. А Бакланов перенял приемы Засса, поддерживал такие убеждения. Пугая неприятелей и порождая легенды о своей неуязвимости, он всегда шел в бой в видной издалека ярко-алой рубахе. Придумал себе черное знамя с черепом и костями и надписью «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь». Оно наводило на врагов панику. Не в силах одолеть Бакланова в бою, Шамиль послал лучшего стрелка, поклявшегося на Коране, что убьет столь опасного врага. Но полковник узнал от своего агента, что в засаде его будет ждать убийца, напоказ отправился туда один и выиграл схватку, сразил стрелка меткой пулей. Даже чеченцы, издали наблюдавшие за поединком, восхищенно кричали: «Якши Боклю!». Когда полк № 20 сменился с боевого дежурства, царь лично оставил Бакланова на Кавказе, он принял полк № 17 и его тоже сделал образцовым.