Две линии судьбы. Когда остановится сердце - Анна Данилова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если ты умрешь, и я тоже сразу умру, — говорила она ему в жаркие, полные любви и страсти ночи, прижимаясь к нему своим нежным горячим телом. — Я так тебя люблю, Юрген, так люблю… Спасибо тебе, милый, что ты со мной…
Счастье переполняло Юргена. Они расписались, отпраздновали свадьбу в их пивной, уже готовой к открытию, пахнувшей свежей краской и рыбным тинистым волжским воздухом. И сразу же принялись за дело. Закупили мебель, посуду, заключили договор с пивзаводом на поставку прекрасного марксовского пива, разработали меню. Ванда с удовольствием принялась облагораживать маленький дворик перед пивной, посадила саженцы многолетников, запланировала на весну газон… Заказали светящуюся вывеску «Ванда», другого названия не могло быть в принципе. И открыли пивную…
…Сейчас, когда ее не стало, ему казалось это далеким прошлым, хотя прошло всего несколько лет. Ванда стала для него женой и помощницей, человеком, который заполнил его сердце без остатка. Они жили друг для друга, и единственное, что омрачало их жизнь, это отсутствие детей. Они стали подумывать даже о том, чтобы взять ребенка из приюта.
Пивная была закрыта, свет погашен. Он слышал, как к крыльцу то и дело подъезжали машины, люди выходили, стучались в ворота, но потом, словно кто-то невидимый рассказывал им о трагедии, и они с пониманием перешептывались, возвращались в свои машины и уезжали…
По звукам получалось, что все машины уехали, но он знал, слышал, чувствовал, что на крыльце кто-то стоит. Скребется в дверь. Нет, это не местный алкоголик. Они так себя не ведут. Они стучат громко, ругаются, потому что ничего не соображают.
Солнце село, Кох сидел за столом, опустив голову на сложенные на столешнице руки, и прислушивался к этим странным царапающим звукам. Ему казалось, что тело его отяжелело и что он просто не найдет в себе силы, чтобы хотя бы встать, не говоря о том, чтобы подойти к двери. Дверь. Это не дверь, а полукруглые дубовые ворота, украшенные затейливым рисунком кованого железа. И все это придумала Ванда. Нашла в Интернете рисунок, поехала к мастерам, заказала… Все, все здесь дышало Вандой. Ему казалось, что даже в зале пивной пахнет ее любимыми духами. И что она сейчас откуда-то вернется, из города ли, из дома, из магазина… Или из курятника, сядет на кухне перед маленьким телевизором и примется ощипывать еще теплую курицу. А потом приготовит куриного супу с желтым, наваристым бульоном и домашней лапшой. Она умела делать все. Вот только к пианино практически не подходила, хотя Кох купил для нее отличный звонкий «Petroff».
Он поднялся и подошел к дверям, отодвинул тяжелый засов, распахнул. Увидел непривычный в этом месте и этот вечерний час силуэт женщины. Обычно его заведение посещали мужчины. Весь воздух вокруг был лилово-фиолетовым, наполненным уходящим розовым сиянием. Это женщина могла разглядеть Коха, открывшего дверь, но не он ее, стоящую против света.
— Добрый вечер, — услышал он. — Можно войти?
— Да-да, конечно.
Он посторонился, впуская посетительницу. Не дама, не леди, а так, одета в джинсы, пахнет осенними листьями, но не духами. Должно быть, жена какого-нибудь выпивохи. Лица он еще не успел разглядеть.
Но когда женщина вошла, Кох включил свет. Увидел очень красивую женщину с измученным лицом и заплаканными глазами. Ну точно, мужа-алкаша ищет. И что вообще такие красивые женщины делают в этом маленьком городке, да еще и с такими уродами-мужьями?
— Скажите, Ванда дома? — спросила она, и лицо ее при этом как-то исказилось, словно она и сама не верила в то, о чем спросила.
— Ванда?
— Может, я, конечно, перепутала улицу… Но я спрашивала, мне сказали, что это здесь… Мне нужна Ванда Кох. Видите ли, я приехала издалека… Пожалуйста, позовите ее, она мне очень обрадуется. Хотя и удивится…
— Садитесь.
Кох предложил ей сесть за столик, за которым только что сидел сам и который еще хранил его тепло и соль его слез…
Молча поставил перед ней рюмку с коньяком.
— Вот, подкрепитесь, — он постарался улыбнуться, чтобы не испугать своим страшным взглядом.
— Вообще-то я не пью, — пожала плечами женщина. На вид ей было под сорок. Но если ее помыть, причесать и приодеть, то можно дать и тридцать.
— Я тоже. Ванды нет. Моей Ванды нет, она погибла несколько дней тому назад. Ее переехал трамвай. Трагический случай. Вот так.
Женщина от неожиданности даже рот открыла. И какое-то время смотрела на Коха словно невидящими глазами. Потом машинально взяла рюмку и выпила содержимое. Закашлялась. Кох пожалел, что не успел нарезать лимон. Сорвался с места и принес ей воды. Она сделала несколько глотков и теперь сидела с мокрыми глазами, по-прежнему глядя на него, как на привидение.
— Этого не может быть, ну не может! — вдруг вскрикнула она. — Нет! Такого просто не бывает!!!
— Вы успокойтесь. Хотя я сам не успокоюсь никогда.
— Вы, наверное, хотите узнать, кто я?
— Может, вы Гражина, ее сестра? — предположил он самое страшное, что мог предположить. Он ждал приезда сестры Ванды, ждал, надеялся, что она простила его за то, что он сорвал Ванду с учебы, что не дал доучиться, ведь она, узнав об этом, рассердилась, кричала в трубку, что он законченный эгоист, что он спутал все их планы, что он не имел права так поступать с ее сестрой. Даже на свадьбу не приехала. А теперь вот и на похороны. Опоздала?
— Нет, я не Гражина. И не сестра. Я вообще ей посторонний человек.
И женщина достала из сумки смятый конверт и протянула ему. Кох прочел, и выражение лица его означало одно — он был потрясен.
— Господи, а я и не знал, что она способна на такое… — сказал он.
Он имел в виду, что знал Ванду только как свою жену, человека, полностью принадлежащего ему, как женщину, все время проводящую в хозяйственных заботах. Она и телевизор смотрела только ночами, когда он спал. Она еще иногда будила его легонько, тронув за руку, и говорила тихо: «тсс… я ничего не слышу… не храпи… извини…» А тут вдруг обнаруживается, что у нее был кумир, актриса, которой она, его Ванда, писала письма!!! И ведь никогда ни словом не обмолвилась. Вероятно, эта любовь к актрисе и была ее крохотным личным пространством, на которое он не покушался по той простой причине, что не знал о нем.
— Так вы Людмила Дунай? И вы — здесь?
Он ничего не понимал. Конечно, Ванда писала в письме, что она всегда может приехать сюда, к ним, но это были скорее общие фразы. Она же вряд ли пригласила бы ее сюда, не предупредив его, своего мужа.
— Как вас зовут?
— Юрген. Юрген Кох, я муж Ванды. Точнее, теперь вдовец.
— Знаете, это какой-то страшный сон. Я ехала сюда очень долго и так надеялась на всех вас… А теперь понимаю, что Ванды, женщины, с которой я даже не была знакома, нет в живых. Такого поворота я не встречала даже в тех сериалах, в которых снималась.
— Судя по тому, как вы выглядите, у вас беда, — сразу понял Кох. — И хотя я не видел вас никогда, потому что у меня нет времени смотреть телевизор, но могу предположить, что известные актрисы…